Память света

Роберт Джордан, Брэндон Сандерсон Память света

Память света

Харриет,

свету жизни мистера Джордана,

и Эмили,

свету моей жизни.

И пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны, и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как кровь, а солнце как пепел. И кипели моря, и живые позавидовали мертвым. Разрушено было все, и все потеряно, все, кроме памяти, и одно воспоминание превыше всех прочих — о том, кто принес Тень и Разлом Мира. И имя ему было — Дракон.

из Алет нин Таэрин алта Камора, Разлом Мира.

Неизвестный автор, Четвертая Эпоха

Пролог ВО ИМЯ МИЛОСЕРДИЯ И ВСЕХ ПАВШИХ

Бэйрд сдавил монету большим и указательным пальцами. От ощущения того, как сминается металл, стало крайне не по себе.

Он отвел большой палец. На твердой меди в неверном свете факелов ясно виднелся отпечаток. Бэйрда пробрал озноб, словно он провел целую ночь в подвале.

В животе заурчало. Снова.

Северный ветер усилился, заставив взметнуться пламя факелов. Бэйрд сидел рядом с центром лагеря, прислонившись к большому валуну. Запасы еды испортились давным-давно. Голодные люди возле костровых ям что-то бормотали себе под нос, грея руки над огнем. Другие находившиеся поблизости солдаты принялись выкладывать на землю все металлические вещи — мечи, пряжки, доспехи — будто белье на просушку. Возможно, они надеялись, что с восходом солнце вернет металлу прежние качества.

Бэйрд скатал то, что некогда было монетой, в шарик. «Сохрани нас Свет, — подумал он. — Свет…» Он отбросил получившийся шарик в траву и поднял камни, которыми занимался до этого.

— Я хочу знать, что здесь произошло, Кайрам, — отрывисто бросил лорд Джарид. Он и его советники стояли неподалеку перед столом, заваленным картами. — Я хочу знать, как они подобрались так близко. А еще я хочу голову этой треклятой Приспешницы Темного, королевы — Айз Седай! — Он в сердцах хватил кулаком по столу. Раньше его глаза не пылали столь исступленным огнем. Испорченная провизия, странности, творящиеся по ночам — гнет случившегося его изменил.

За спиной Джарида грудой лежал шатер командующего. Волосы лорда, изрядно отросшие за время изгнания, развевались на ветру, рваный свет факелов освещал его лицо. Куртка, с тех самых пор как он выкарабкался из-под шатра, оставалась в приставшей сухой траве.

Озадаченные слуги перебирали железные колья шатра, которые, как и весь металл в лагере, стали мягкими на ощупь. Несущие кольца, пришитые к ткани, растянулись и порвались, как теплый воск.

Ночь пахла неправильно: как затхлая комната, в которую никто не входил годами. Лесная поляна не может пахнуть древней пылью. В животе у Бэйрда опять заурчало. Свет, как же ему хотелось съесть хоть что-нибудь! Но вместо этого он сосредоточился на работе, с силой ударяя одним камнем по другому.

Он держал камни так, как в детстве его учил дедуля. Удары камня о камень каким-то образом помогали отгонять голод и холод. По крайней мере, хоть что-то в этом мире еще оставалось крепким.

Лорд Джарид хмуро покосился в его сторону. Бэйрд был одним из тех десяти, кто по настоянию Джарида охранял его ночью.

— Я получу голову Илэйн, Кайрам, — сказал Джарид, повернувшись спиной к своим командирам. — Эта ненормальная ночь — дело рук ее ведьм.

— Ее голову? — раздался в стороне полный сомнений голос Эри. — И каким таким образом вам ее принесут?

Лорд Джарид и все остальные вокруг освещенного факелами стола обернулись. Эри уставился в небо; на его плече красовалась эмблема: золотой вепрь, бросившийся на красное копье. Это был знак личной гвардии лорда Джарида, но в голосе Эри почти не чувствовалось должного уважения.

— Чем, спрашивается, эту голову придется отделять от тела, Джарид? Зубами?

От подобного возмутительного непочтения к вышестоящему лицу лагерь притих. Бэйрд в замешательстве прекратил бить камнем о камень. Да, ходили слухи о том, насколько неуравновешенным стал лорд Джарид. Но это?

Джарид едва не задохнулся от ярости, его лицо побагровело.

— Как ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном? Ты! Гвардеец моей личной гвардии!

Эри продолжал разглядывать затянутое тучами небо.

— Ты лишаешься двухмесячного жалованья, — резко бросил Джарид, но его голос задрожал. — Понижен в звании и до особого распоряжения отправляешься чистить нужники. Если ты еще раз посмеешь мне перечить, я велю отрезать тебе язык.