Память Вавилона

– И те книги… miss Сайленс их уничтожила! Несмотря на запрет! За несколько часов до своей смерти! Клянусь вам, что, когда она приказала мне их доставить, я и знать не знал, какую судьбу она им уготовила, – пробормотал Блэз так сконфуженно, словно боялся осуждения девушки. – Я‑то думал, что везу их к ней в отдел цензуры просто для ознакомления.

Офелии вдруг почудилось, что веселая сутолока базара с его восточными ароматами и причудливыми товарами отодвинулась куда- то далеко. Девушка понимала, что продолжение разговора заведет их на опасную, темную дорогу, по каким добрые люди не ходят. Но все же не удержалась от вопросов:

– Почему она сожгла эти книги? Что такого особенного она в них нашла?

Блэз потер свой длинный острый нос, сморщенный от дымка, который струился из лавки торговца благовониями – они как раз проходили мимо.

– Да ничего особенного, обыкновенные детские сказки, изданные уже после Раскола. Прекрасно оформленные, описывающие нравы и обычаи нового мира; правда, honestly[28], наши юные читатели никогда их не брали. Так они и пылились на полках…

– То есть, судя по вашим словам, эти сказки были вполне невинны?

– Да как сказать… в них кое-где встречались намеки на древние… кхе-кхе… – Блэз подменил кашлем слово «вόйны», чтобы не произносить его вслух, – но только в виде метафор, в сугубо мирном духе. Даже в слишком наивном, насколько мне помнится. Уж не знаю, какая муха укусила miss Сайленс, но она решила покончить с ними, невзирая на запрет.

– Может, из-за их автора? – предположила Офелия.

– Автор давным-давно умер и всеми забыт, от него остались одни инициалы – Е. Д., – ответил Блэз, пожав плечами. – Словом, аноним. Я пытался хоть что-нибудь разузнать о нем, но, похоже, он больше ничего не написал, кроме этих сказок. Их издали крошечным тиражом, и у нас в Мемориале, видимо, находилось всего несколько экземпляров. Такие красивые книжки! – горестно вздохнул он. – И пропали навсегда!

– Значит, последнее, что сделала miss Сайленс перед смертью, было сожжение сказок неизвестного автора, – заключила Офелия. – Очень странно!

– In fact, самое странное я вам еще не рассказал. Это касается того места, где был найден труп miss Сайленс… Библиотечная лесенка, с которой она упала… – Внезапно Блэз зажал пальцами нос, словно ему стало тошно при одном воспоминании о том смраде, еще более удушливом, чем окружавшие их базарные миазмы. – О miss Евлалия! Если бы вы знали, какое это было жуткое зловоние… так мог пахнуть только смертельный ужас! Ее тело обнаружили в том самом месте, где стояли книги нашего таинственного Е. Д. Вернее, где они стояли до того, как я их оттуда забрал. От них остались пустые полки, но она почему-то вздумала еще раз осмотреть их среди ночи, вопреки здравому смыслу.

– Да, такое упорство о многом говорит, – признала Офелия. – Но оно не никак не объясняет ужас, который охватил ее в момент смерти. А вы не думаете… что это как-то связано с Секретариумом?

– С Секретариумом? – удивился Блэз. – Не вижу никакой связи. Miss Сайленс туда не допускали, так же как и меня. Я знаю, что о Секретариуме ходят разные слухи, но не более того. Вот они, ваши термы, miss Евлалия!

Они прошли под аркой, ведущей на поперечную улицу. Стекло и сталь центральных аллей базара уступили место камню и воде. Полуразрушенные колонны обрамляли круглую площадку под открытым небом с водоемом сомнительной чистоты. Торговцы фруктами, разложившие здесь свой товар, отгоняли опахалами назойливых ос.

Теперь Офелии стало ясно, почему Блэз так отреагировал на ее билеты. Это место никоим образом не походило на кафе-театр. И мысль о том, что Медиана насмеялась над ней, привела девушку в такую ярость, какой та еще никогда в ней не вызывала.

Но вдруг Офелия увидела это. По другую сторону водоема над какой-то замшелой дверью раскачивалась, скрипя на ветру, круглая вывеска. Офелия едва не опрокинула несколько прилавков и поскользнулась на множестве рассыпанных фруктов, прежде чем добралась до нее.

– Вы дубаете, это здесь, biss? – изумленно спросил Блэз, с отвращением зажимая нос.

Девушка не ответила. Она пристально смотрела на вывеску. Та давно уже выцвела под солнцем и дождями, но сохранившиеся кое-где оранжевые разводы свидетельствовали о ее былом сходстве с апельсином. Конечно, это могло быть простым совпадением, но интуиция подсказывала Офелии, что не все так просто. И она решительно ударила дверным молотком в створку, попутно ушибив себе пальцы.

В двери почти тотчас открылся глазок.

– Что вам угодно? – спросил тоненький голосок.

Офелия подняла к глазку билеты. Щелкнул замок, и в дверном проеме показался мальчик – босоногий, в простой белой набедренной повязке, красиво оттенявшей темную кожу. Он забрал билеты, с учтивым поклоном пригласил гостей войти и запер за ними дверь. Офелия и Блэз увидели небольшой дворик под открытым небом, с выщербленными стенами, вероятно, служивший некогда чем-то вроде предбанника при античных термах.