Читаем Памяти Императорской русской армии полностью

<p>Петр Краснов</p><p>Памяти Императорской русской армии</p>

Из стрелецких полков, из дворовых детей придворцовых слобод, из полков иноземного строя, из рейтаров и драгун, из городовых и иных казаков зародилась Российская Императорская армия в те дни, когда:

Россия молодая,В борениях силы напрягая,Мужала с гением Петра.

Крестилась она страшным Нарвским погромом и крепла под ударами лучшей тогдашней шведской армии короля Карла XII.

И от Лесной и Полтавы довела она Россию до славного мира, до наименования Империей, а ее первого императора увенчала титулом «Великого», всеми признанным и всеми усвоенным.

Колыбелью Императорской армии была — слава.

В основу обучения и воспитания ее были положены Петром Великим регламенты и уставы Воинского артикула. Было в них много рыцарского, и главным основанием их было понятие чести.

Поведено было служить солдатом всю жизнь, но и сказано было о том, что нет выше, чем солдатская служба, и имя солдата высоко и знаменито.

Созданная великим Петром Императорская армия получила воспитание в руках Суворова. Суворов создал для нее «Науку побеждать», в основу которой положил «глазомер, быстроту и натиск». Он начал службу в те дни, когда «тиранство считалось достоинством, а щегольство фронтом — службой». И в век жестокой дисциплины Суворов допускал возражения «нижнего высшему, но с тем, чтобы они делались пристойно, а не в многолюдстве, иначе будет — буйство». «Местный лучше судит по обстоятельствам; я вправо, — должно влево, — меня не слушать; я велел вперед, ты видишь — не иди вперед».

В турецких походах, на штурмах варшавской Праги и в снегах Финляндии ковались суворовские чудо-богатыри и, когда столкнулись с армией, воспитанной Бонапартом, разбили ее в долинах Северной Италии.

Солдат Императорской армии исколесил всю Европу, побывал в Персии, перевалил не один снеговой хребет, стоял на «линии» в пустынях Средней Азии и повидал на своем веку немало народов.

В темную деревню XVIII века, в лесное и степное захолустье, вернувшийся домой солдат приносил рассказы о волшебных странах, им виденных, приносил понятия о чести и благородстве, ему внушенные, и явился первым учителем деревни.

Армия стала школой патриотизма и духа для народа. Суворовские чудо-богатыри несли в нее свои заветы: «Слов „назад“ и „отступать“ и в словаре нет: Широкий шаг ведет к победе, а победа — к славе».

И Россия шла широкими шагами к победам и славе.

И говорил Суворов:

«Горжусь, что я русский»,

«Одно мое желание — кончить Высочайшую службу с оружием в руках…»

Заветы Суворова красной нитью прошли через всю жизнь Императорской Российской армии; их заучивали в кадетских корпусах, ими руководствовались в военных училищах, и редкий старый генерал не мечтал «кончить Высочайшую службу с оружием в руках…».

Изменялись сроки службы под знаменами, иною становилась тактика, в связи с иным оружием, но нравственные основы армии были все те же:

«Бог, Царь, Отечество».

«Глазомер, быстрота, натиск».

«Горжусь, что я русский».

Короче становилась служба солдата, проходили через полковые ряды народные массы и все выше становилось значение Императорской армии, как школы патриотизма. Она являлась дополнением и поправкой к беспочвенной народной школе и оплотом Российского государства.

Императорская армия к началу мировой войны представляла стройное, гармоничное целое, покоившееся на прочном фундаменте двухвековой славы, закрепленной историей. Она была научно образована, втянута в работу и имела недавний опыт Японской войны.

Армия была чужда политики. Ни офицеры, ни тем более солдаты и казаки политикой не занимались. Подавляющее большинство нас не разбиралось в партийных программах, не знало их лозунгов, путало октябристов с кадетами, мало интересовалось работой Государственной Думы. Мы были специалистами-профессионалами. «Русский Инвалид» и «Военный Сборник»— вот что главным образом читалось. Из полковых библиотек брали книги исторического содержания, романы, но никогда не политическую литературу. Большинству к тому же и читать было некогда. Армия лихорадочно готовилась к страшному испытанию. Создание солдата требовало целодневной работы над ним. Строевые учения, заботы о довольствии и снаряжении, тактические занятия, смотры, боевые стрельбы, учебные сборы и маневры отнимали у офицеров все время. Личной жизни не было — была одна полковая семья, жившая одними, общими для полка, интересами.

Оплотом армии был ее офицерский состав, воспитанный в кадетских корпусах, обучаемый в военных училищах, школах и академиях. Теперь, когда нам пришлось близко столкнуться с офицерами всех стран, мы с гордостью можем сказать, что со старым офицером Русской армии могли соперничать только германские и французские офицеры, — все остальные, по воспитанию, выучке, тренировке и храбрости, оказались далеко ниже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белая Россия

Единая-неделимая
Единая-неделимая

Исторический роман "Единая-Неделимая" генерала Русской армии, непримиримого борца с большевизмом Петра Николаевича Краснова впервые издается на родине писателя. Роман был написан уже в изгнании и опубликован книгоиздательством "Медный всадник" в Берлине в 1925 году.Действие романа разворачивается накануне Первой мировой войны и охватывает самые трагические годы революционной ломки и гражданской войны в России. Через судьбы казаков донской станицы, офицеров Императорской армии, представителей петербургского света, масонских лож и артистической богемы автор пытается осмыслить те глубинные причины, которые исподволь ослабляли и разрушали нравственные устои общества и позволили силам зла сокрушить Россию.

Петр Николаевич Краснов

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза
Красный террор глазами очевидцев
Красный террор глазами очевидцев

Сборник включает свидетельства лиц, которые стали очевидцами красного террора в России, провозглашенного большевиками в сентябре 1918 г. в качестве официальной государственной политики. Этим людям, принадлежавшим к разным сословиям и профессиям, удалось остаться в живых, покинув страну, охваченную революционной смутой. Уже в первые годы эмиграции они написали о пережитом. Часть представленных материалов была опубликована в различных эмигрантских изданиях в 1920-х гг. В сборник также включены ранее не публиковавшиеся свидетельства, которые были присланы историку С. П. Мельгунову и хранятся в его коллекции в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Пало Алто, США).Составление, предисловие и комментарии С. В. Волков

Сергей Владимирович Волков

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное