Памяти моего отца Владимира Сергеевича Егошина

Он это сделал, — и теперь исследователь, в свой час побывавший молодым зрителем его ролей, смог провести нас по следам того, как сочинялась роль царя Федора Иоанновича, как Смоктуновский понимал и чувствован чеховского Иванова или ткал паутину душевного подполья Иудушки Головлева. За каждым из этих этапных для отечественной сцены созданий стоят годы труда и сотворчества с режиссерами разной квалификации. Перед нами раскрывается (или остается занимательным вопросам), что в размышлениях актера идет от Равенских, Ефремова или Додина, а что является его собственным изобретением, продуктам его, Смоктуновского, творческого воображения и вали, способными вступить в глубочайший диалог с вымышленным литературным образам и в конце концов сотворить небывалое сценическое существо, которое Станиславский называл "человеко-ролью".

Анализ актерских тетрадей открывает «строительные леса», при помощи которых творится «человеко-роль».

Ольга Егошина разгадывает особенности этой творческой природы, — при парадоксальности внутренних ходов в подготовке их Смоктуновский

бесконечно подробен, для него нет мелочей и пустяков. Он доверяет своей интуиции, неожиданно сопрягая далековатые понятия, — так в триумфальный момент мерзкой жизни его Иудушки возникает ассоциация с салютам Победы 9 мая 45 года. Он пишет так, как дышит, — при там, что дыхание его ни на чье не похоже. Метод, каким сочиняются актерские записи, заодно открывает характер творческой личности, способ ее самостроения. В сотворении сценического образа — насколько это видно по «строительным лесам» — Смоктуновский редко идет ют себя». Тут он, скорее, следует не за авторам системы, а за Михаилам Чеховым, который идею своего учителя всячески оспаривал. Подобно Чехову, Смоктуновский про «себя», конечно, помнит, но стремится проникнуть в иной, гораздо более мощный творческий источник, который покоится в творческом воображении актера. Этот источник актеры зорко охраняют, никого туда не пускают и в мемуарах своих обходят его стороной. В ту заповедную страну, какую открывают тетради Смоктуновского, театроведы и критики редко умеют войти. Ольга Егошина туда проникла и постаралась прочитать записи актера тем же способам, каким они сочинялись. Не торопясь, не задыхаясь от восторга. С чувствам исторической дистанции и с ясным пониманием того, что записи эти придется читать, перечитывать и осмысливать еще много лет, постепенно проникая в «замысел упрямый».

Анатолий Смелянасий

Памяти моего отца Владимира Сергеевича Егошина

посвящается