Памяти пафоса: Статьи, эссе, беседы

Фирма шла на отъявленный риск. Можно быть гением разведки и артподготовки (сколь же славно, одним эстафетным пунктиром дефиса удается иногда породнить войну и искусство!), но страховой полис рекламы не гарантирует успеха кампании. От маршальских схем до разгрома врага расстояние больше, чем от прогнозов на урожай до ломящихся закромов. «Первая колонна марширует, вторая колонна марширует», — издевался Толстой над диспозицией австрияков. Пришел Бонапарт и вымарал их школярскую карту. Решает не кабинетный полет, а воинский дух, интуиция и готовность умереть за свои барыши — почти достоевский дар бросить в печь толстую пачку, дабы она (тут требуется аналогия из иного, менее огнепального сорта словесности) окупилась на пепелище сторицей. Люди «Кристи» могли проиграть, и они победили. Сработал весь механизм до мельчайшей рачительно смазанной шестеренки, и когда кафедральный умелец в последний раз ударил колотушкой по дереву, обнаружилось, что прибыль организаторов превысила 206 миллионов — рекордная сумма, полученная от продажи частной коллекции. Пикассо вел себя молодцом: лирико-эротический портрет Марии-Терезы Вальтер, его дамы 30-х годов, был куплен неизвестным ценителем за полсотни без малого миллионов — дотоле лишь раз Пабло продавался дороже.

Оргия вокруг собрания Ганцев вселила надежду, что рынок вернется к ситуации 80-х, когда аукционы по-оленьи сшибались рогами, а на деньги вообще никто не смотрел, ибо они возникали точно из воздуха, в знак фантастического реванша за скаредность минувших десятилетий. Нет, этого не происходит, территории сбыта сжимаются в максимально неподходящий момент, иссушается почва, и вместо чаемых, светлозеленых, со змиевой казначейской печатью деревьев вырастают какие-то чахлые кустики тугриков. Почему именно, не берутся ответить даже эксперты: обычно они отделываются газетным клише о циклической взбалмошности кондратьевских конъюнктур и о близости новых варварских плодоношений. Иначе рассуждают мистически настроенные аналитики, склонные усматривать в тривиальных приметах депрессии злокозненные криптограммы «Конгрегации романских маршанов», продукт их заговорщицких инициатив. Эта действительно странная, организованная лет шесть-семь назад группа со штаб-квартирами в Лионе, Флоренции, Барселоне и Лиссабоне в уставе своем записала, что считает себя восприемницей истинно католических традиций «работы с искусством» — не определив, как надлежит понимать столь обязывающую декларацию, оставшуюся туманной для всех, кто не имеет чести состоять в «Конгрегации». Реально же группа, ныне небезуспешно стремящаяся означить свое присутствие в странах английского языка, следует явно нехристианским канонам и формулам культурного поведения, обставляя свои торговые представления отталкивающими ритуалами, в коих иные наблюдатели угадывают отзвуки герметической жестикуляции неоплатоников Ренессанса. Последние черпали пассы из позднеантичных (эллинских, египетских и сирийских) источников тайноведения, что в свою очередь будто бы уходили корнями в баснословность Традиции, ее изначальную топь, заново напророченную магическим символизмом Рене Генона и геополитикой его бредящих властью эпигонов. С этой публичной псевдоэзотерикой «Конгрегации», скорее напоминающей хвастовство невесть откуда свалившейся роскошью, аукционы, пожалуй, смирились бы, но «Романских маршанов» обвиняют в грехах посерьезней, нежели тщеславие нуворишей. В частности, им инкриминируют несколько отвратительных демпинговых атак на рынок искусств, случившихся в середине 90-х (зона международной торговли до сего времени от них не оправилась), а также тесное дружество с итальянским, испанским и французским праворадикальным подпольем сторонников Третьего пути и Консервативной революции, якобы обитающих — в уюте своего андеграунда — на беспросветно темные деньги «Маршанов». Ни то, ни другое, разумеется, не доказано, зато не нуждается в доказательствах безупречно сомнительная репутация этого узкого клуба. Впрочем, она лишь способствует приращению богатства и влияния «Конгрегации».