Памяти памяти. Романс

10/VIII — 42 г.

Дорогая мамочка!

Вчера получил от тебя письмо, но, когда открыл конверт, то там оказались четыре конверта и никакой приписки. Может-быть выпало само письмо — не знаю. Я от тебя уже очень давно не получал писем и очень волновался за твое здоровье, т. к. папа писал мне, что ты жаловалась на недомогание. Напиши мне подробно о твоем здоровье. Последнее письмо я имел от тети Бети, уже давно, на которое я сразу ответил и писал в нем тебе. Выписал на тебя аттестат по адресу тети Бети, т. к. до востребования нельзя выписывать. Аттестат на 400 руб., потому что больше нельзя. Остальные деньги буду высылать по почте до востребования. Получила ли ты 900 рублей, которые я выслал тебе в прошлом месяце? Недавно имел письмо от папы и открытку от дяди Фили. Папа благополучен. Дядя Филя служит на Тихоокеанском флоте уже почти год. Жена его Тоня работает в студии в Алма-Ате. Обещает дядя Филя сообщить адреса всех наших. Он тоже тебе написал письмо, твой адрес он узнал от папы. Я вполне здоров и благополучен. Как все наши живут? Пиши о всем. Только прошу тебя не волнуйся за меня — это совершенно ненужное и лишнее. Будь здорова и счастлива. Крепко тебя целую и обнимаю. Целуй всех наших родственников.

Жду скорого ответа.

Любящий тебя Лёдик.

Это письмо последнее. 25 августа Шапорина, описывая в дневнике разговоры со знакомым, замечает в скобках: «Я пишу, а где-то под городом или на окраинах идет усиленная канонада, артиллерийская дуэль, грохочет басом, угрожающе, как сильная, надвигающаяся гроза».

27 августа началась несчастная Синявинская операция, задачей которой было прорвать кольцо блокады в самом узком месте. Чтобы сомкнуться, советским частям надо было пройти навстречу друг другу всего 16 километров — по лесам и болотам, которые за последний год были нашпигованы немецкими огневыми позициями, укрепленными блиндажами, усеяны минными полями. Сотни метров колючей проволоки, заборы с бойницами для стрельбы, окруженные рвами с болотной водой. «А пушки все грохочут, и радио весело играет. По слухам, мы начали здесь наступление», — пишет Шапорина.

994-й стрелковый полк должен был захватить знакомую деревню Вороново и укрепиться там; за речкой стояли два полуразрушенных дома отдыха, где тоже держались немцы. В воспоминаниях командира 1-го батальона это описано очень подробно: шквальный огонь, прижавший пехоту к земле, несколько танков, прорвавшихся через мост и слишком поздно понявших, что они одни и за ними никто не последовал, пять суток беспрерывного и безуспешного боя, то, как по одному погибали офицеры. «Комбату-3 (как раз в третьем батальоне служил Лёдик. — М. С.) перебило ногу, моему комиссару разбило плечо, старшему батальонному комиссару оторвало обе ноги. Несколько человек убило насмерть, мне перебило ниже колена правую ногу. Осколком до костей сорвало мягкие ткани. На правой руке оторвало два пальца, еще два перебило. Три осколка влетели в бедро правой ноги… Кровь течет, а у нас на всех при таком количестве травм всего два индивидуальных пакета».