Теперь в рабочих возникают новые идеалы, новые цели, новые стремления. Задачею рабочего вопроса становится уже не частное улучшение быта, а вопрос о передаче орудий труда в пользование самих рабочих. В этой же форме возникает задача и у нас. Следовательно, вопрос об организации для стачек становится уже вопросом о том, должны ли мы теперь, когда задача поставлена широко, трудиться над созданием организации, которая на Западе создалась в то время, когда задача становилась об улучшении быта, а не о коренном преобразовании? Ответ неизбежен и ясен: нет! Разве может быть полезно противодействовать злу в частной его форме, когда уже сознана общая причина зла? Разве мы имеем право скрывать эту общую причину? Разве, раз уже сознана общая причина зла, раз уже появилась надежда и вера в ее искоренение, можем мы и рабочие внести в пропаганду организации для стачек ту веру, какую вносили в эту пропаганду те, кто видел в стачке единственное возможное орудие борьбы с капиталом? Ясно, следовательно, что в России, где рабочее движение начинается в эту пору, не может создаться той сильной организации для стачек, которая существует во многих местах Западной Европы. Ясно, что если рабочее движение не утратит веры в достижение конечной цели, оно не направится на стачки с тою энергиею, с какою направлялось вплоть до последнего времени в Западной Европе.
Но если стачка уже не может быть для нас целью сама для себя, то не может ли она быть полезным средством для достижения заданной цели? Давая реальный, всем доступный импульс для организации, не может ли стачка сослужить ту службу, что подвинет к организации тех, которые без этого импульса к ней не приступили бы? Не послужит ли она хорошим случаем для социальной пропаганды? Но здесь мы, следовательно, опять сталкиваемся с тем же вопросом, на сколько полезно для достижения заданной цели ставить сперва какую-нибудь второстепенную, косвенную цель, или, другими словами, на сколько полезно привлекать к организации, имеющей в виду социальный переворот, людей, которые еще несогласны с необходимостью переворота? Но ответ на вопрос в такой форме не может подлежать сомнению: конечно, не полезно, ибо эти люди будут только мешать организации ее целей, на них нужно действовать, следовательно, иным путем. Вообще, мы считаем не только недобросовестным, но и совершенно непрактичным — завербовывать людей для одной цели, выставляя им другую. Что касается до того, что стачка может служить хорошим поводом для социальной пропаганды, то на это нужно заметить, что для критики общественного быта случай всегда есть, и стачка не есть наиболее удобный. Для пробуждения же сознания собственной силы стачка служит хорошим средством только тогда, когда она оканчивается победою. Говоря о форме, достигшей наибольшего развития на Западе, мы здесь сошлемся на пример Западной Европы. Все имевшие дело со стачками утверждают именно это. Но стачка только тогда увенчивается успехом, когда рабочие (не говоря уже о вмешательстве правительства и допустив даже, что оно не существует) заранее имели прочную кассу, когда они получают помощь (немедленную) от других касс и т. п.; мы же сказали выше, почему думаем, что прочной организации для стачек теперь не думаем достигнуть. Что же касается до сознания (солидарности) единства, общности, которой так способствует круговая порука во время стачек, то мы думаем, что то же сознание, в такой же мере, достигается постоянным сношением кружков, необходимым при всякой организации, — сношением, тем более живым и тесным, чем однороднее состав их. Обширная же организация ради стачек этому последнему нисколько не способствует, а скорее вредит ему, внося крайнюю разнородность агитаторской подготовки в состав необходимых для этой цели кружков. Вот почему мы думаем, что обширная организация для стачек у нас не была бы и целесообразным средством для достижения наших целей.
Затем остается воспитательный элемент стачки, который несомненен во многих отношениях. Всякая стачка приучает к общему ведению дела, к распределению обязанностей, выделяет наиболее талантливых и преданных общему делу людей; наконец, заставляет прочих узнать этих людей и усилить их влияние. Поэтому мы полагаем, что не следовало бы, если бы имелись силы, упускать ни одной стачки без того, чтобы народные деятели не принимали в ней, по возможности, деятельного участия. Но нарочно ради этого возбуждать стачки со всеми их ужасными последствиями для рабочих в случае неудачи (лишениями, голодом, растратою последних грошевых сбережений) мы считаем положительно невозможным.