Читаем Памяти С. А. Иванова полностью

Онъ былъ членомъ Исполнительнаго Комитета Народной Воли, вёлъ дѣла съ Андреемъ Желябовымъ[2], послѣ 1-го марта подготовлялъ съ Софьей Перовской убійство Александра III[3], а нѣсколькими годами позднѣе готовилъ террористическіе акты съ Германомъ Лопатинымъ. Въ началѣ своей революціонной карьеры онъ былъ сосланъ въ Сибирь и оттуда бѣжалъ. Позже былъ приговоренъ къ смертной казни и въ теченіе девяти дней ждалъ съ минуты на минуту исполненія приговора. Въ Шлиссельбургской крѣпости онъ провелъ двадцать лѣтъ. Въ крѣпости этой, изъ которой, по выраженію ген. Оржевскаго «не выходятъ, а выносятъ», сходили съ ума не только заключенные, но и тюремщики[4]. Нѣкоторые изъ товарищей С А. Иванова по Шлиссельбургу были разстрѣляны, другіе умерли отъ чахотки, третьи отъ цынги. Не одинъ покончилъ съ собою. Грачевскій облилъ себя керосиномъ и сжегъ. Софья Гинцбургъ зарѣзалась ножницами. Самъ Сергѣй Андреевичъ, тяжело больной, сидѣлъ въ смирительной рубашкѣ съ завязаннымъ ртомъ. Онъ пережилъ это — и остался до послѣдняго дня веселымъ, незлобивымъ, благожелательнымъ, на рѣдкость добрымъ человѣкомъ! Видѣлъ онъ вблизи и вею грязь революціи: онъ работалъ совмѣстно съ Дегаевымъ и былъ участникомъ слѣдственной комиссіи по дѣлу Азефа. О многомъ я его разспрашивалъ и нс находилъ въ немъ никакихъ признаковъ горечи, злобы, разочарованія. Нѣкоторые его разсказы казались мнѣ какимъ-то психологическимъ абсурдомъ.

Я встрѣчалъ многихъ изъ людей 70-хъ годовъ (чувствую неточность и условность этого опредѣленія), хорошо зналъ трехъ: Г. А. Лопатина, Н. В. Чайковскаго и С. А. Иванова. Общая родовая черта у нихъ была, кажется, только одна - - чувство долга. Были среди нихъ и исключительно добрые люди (какъ покойный Сергѣй Андреевичъ). были и вовсе недобрые. Но эта общая черта въ нихъ преобладала. У людей внутренно незначительныхъ она могла бы быть очень скучной (соотвѣтственные художественные образы оставилъ намъ Чеховъ). У нихъ она была истинно трогательной и прекрасной.

— «С. А. Ивановъ, — разсказываетъ въ своихъ воспоминаніяхъ Ашенбреннеръ, — и Н. А. Морозовъ видимо таяли и умирали на нашихъ глазахъ, но никогда не валялись на кровати, а перенося страданія на ногахъ и въ трудахъ, выхаживались. Напримѣръ, С. А. Ивановъ: у него кровотеченіе, онъ еле дышетъ, а бѣжитъ не выспавшись въ огородъ и тамъ копаетъ, таскаетъ носилки, дѣлаетъ не легкую, но привычную ему работу; оттуда несется въ столярную, рубитъ, стругаетъ: затѣмъ спѣшитъ на кухню, варитъ, маринуетъ, иди печетъ пирожки, которые посылаетъ къ обѣду товарищамъ. Послѣ обѣда онъ уже въ сапожной шьётъ башмаки для В. Н. Фигнеръ или Л. А. Волкенштейнъ. На вечерней прогулкѣ слушаетъ лекцію, или принимаетъ живѣйшее участіе въ дебатахъ. А если среди этого водоворота интересующихъ его занятій, кто- нибудь изъ товарищей призоветъ его па помощь, онъ бросаетъ свое дѣло и съ тѣмъ же увлеченіемъ помогаетъ. При всемъ этомъ несетъ общественную службу старосты, или библіотекаря и находитъ время читать и дѣлать обширныя выписки, компиляціи и писать оригинальные и прекрасные разсказы. Такъ забывалъ въ трудахъ онъ о себѣ и о своихъ недугахъ и недуги тоже его забывали».

Такимъ же — въ лучшихъ, хоть и очень скромныхъ, условіяхъ жизни — его знали мы всѣ. Добрѣе, порядочнѣе и благороднѣе его трудно было найти человѣка. Въ нашихъ эмигрантскихъ предпріятіяхъ онъ принималъ на себя, не считаясь со своими правами, самую неблагодарную работу и исполнялъ ее со свойственной ему рѣдкой добросовѣстностью.

По взглядамъ онъ былъ, въ сущности, человѣкомъ очень умѣреннымъ, — какъ многіе народовольцы, какъ Германъ Александровичъ Лопатинъ, кажется самый крупный изъ нихъ всѣхъ. Умѣренныхъ взглядовъ Сергѣй Андреевичъ придерживался и въ пору своей молодости. Онъ, вѣроятно, никогда не шелъ дальше знаменитаго письма Исполнительнаго Комитета Народной Воли къ Александру III. (Думаю, что не «лѣвѣе» его былъ бы теперь настроенъ и самъ Н. К. Михайловскій). Сергѣй Андреевичъ гордится тѣмъ, что учителемъ его въ ранней молодости былъ декабристъ, другъ его отца, и что по матери онъ приходился правнукомъ поэту Батюшкову. Этотъ революціонеръ очень чтилъ культурныя традиціи Россіи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии