Памятник Дюку(Повести)

О том, что мы с Тоней провели вчерашний вечер вместе, я так Лукину и не сказал, чтобы у него не возникло никаких подозрений. И хотя я сочувствовал Тоне и где-то в глубине души ей верил, но твердо решил быть объективным. Какие бы плохие отношения ни сложились у меня с Коркиным, — одно дело расходиться с ним во взглядах на общественную работу, совсем другое — уличать в нечестности!

Но меня беспокоило, что Лукин уже заранее взял твердый курс на защиту Коркина, все его логические построения неминуемо завершались полным изничтожением Тони. Он не уставал повторять, что Дедюхин также не верит в то, что Коркин способен на комбинации с билетами. Так в течение часа он подготавливал вечернюю операцию. Наконец, до начала моих уроков остались считанные минуты, и я стал торопиться. Мы быстро договорились встретиться в клубе за полчаса до открытия кассы и уточнить детали на месте.

Когда я бежал к главному зданию, придерживая рукой хлопающую по боку кожаную полевую сумку, мне навстречу из дверей выскочила Тоня. Увидев меня, она приветливо махнула рукой, и мы разминулись с ней на встречных курсах, даже не обмолвившись словом.

Два часа занятий прошли незаметно. Работа на быстродействующих аппаратах всех увлекала. Класс полон тихого стрекотания. Из аппаратов ползет бесконечная белая лента с буквами и цифрами. Пальцы движутся все быстрее и быстрее… Чуть ошибся — и сразу же на ленте чужая буква или лишняя цифра. Поправка!.. И опять, и опять передается текст телеграммы. Пока, наконец, все буквы и все цифры не станут на свои места.

Концерт в клубе назначен на восемь вечера. Касса откроется в полседьмого. Ровно в шесть я вошел в пустой клуб.

Для того чтобы не привлекать к себе внимания, посидел в читальне, чувствуя все более усиливающееся беспокойство.

И зачем только Лукин втянул меня в это дело? Конечно, Дедюхину меня подсунул он. Прямого приказания я не имею, может быть, уйти, и все? Но как быть с Тоней? Если я устранюсь, не подставит ли ее под удар доброе стремление Лукина к восстановлению чести Коркина? А в то же время, если Дедюхин берет Коркина под защиту, то стоит ли мне соваться со своим особым мнением?

Пока во мне боролись противоречивые чувства, время тянулось. Прошло еще минут десять. Я вновь отправился в вестибюль, чтобы посмотреть, не дожидается ли меня Лукин. Но его не было видно. Выглянул из окна во двор — его нет перед фасадом клуба, ни даже вдалеке.

Вдруг я услышал за своей спиной голос Тони. Она спрашивала вахтера, который час.

Оглянулся и невольно отошел за колонну, чтобы она меня не заметила. Но именно сейчас, когда она не знала, что за ней кто-то наблюдает, я увидел, как тревожно ее лицо и сама она, видимо, внутренне напряжена до отказа. Если бы только знать, о чем она говорила с Дедюхиным?! Удержать ее от ошибок!

Где же Лукин?.. Его нет и нет!.. Уже двадцать минут седьмого. В вестибюле все чаще хлопает дверь. У окошечка кассы выстроилась небольшая очередь. Теперь мне стало легче ожидать. Ведь я тоже мог прийти за билетом.

Что же делать?.. Позвонить в роту? Наверху в одной из комнат, рядом с кабинетом Коркина, есть телефон. И уже не думая, встречу я Тоню или нет, я стал быстро подниматься по широкой мраморной лестнице на второй этаж.

Но когда я свернул с площадки направо в широкий, светлый коридор, из кабинета Коркина вышла Тоня, держа в руках папку с билетами, и быстро направилась к лестнице, снова не заметив меня.

Я быстро соединился с дежурным по роте. Нет, Лукин еще не появлялся. Как ушел на занятия, так с тех пор и нет.

Странно!.. Какие у него сегодня занятия?..

Снова спустился вниз, к очереди. В ней уже стояло два курсанта из взвода Лукина. Не стоило большого труда, задав пару осторожных вопросов, окончательно рассеять сомнения. Они Лукина днем не видели!

Но касса уже открылась, и Тоня начала продавать билеты. Все шло как обычно. Очередь быстро двигалась, но не уменьшалась. Концерт обещал быть интересным — много цирковых номеров, а второе отделение целиком посвящено известному фокуснику.

Терпеливо прождал еще целый час. Опять поднялся позвонить в роту. На этот раз дежурный уже сообщил нечто более определенное. Лукин звонил, сказал, что заболел, и просил мне передать, чтобы я действовал без него.

Так! Значит, устранился! А меня подставил! Я бросил со злостью трубку и несколько минут сидел у телефона, решая, что делать. Уходить или не уходить?

Так и не приняв окончательного решения, я вышел из комнаты, чтобы снова спуститься вниз, и вдруг лицом к лицу столкнулся с Тоней. Она шла к кабинету Коркина, держа в руках небольшой железный ящичек, до краев набитый рублевками и трехрублевками, и при каждом ее шаге внутри него громыхали монеты.

— Все билеты продала? — строго спросил я.

— Все! — растерянно ответила Тоня, и ящик дрогнул в ее руках.

Я распахнул дверь пустого класса, того самого, где стоял телефон.

— Заходи!

Она вошла и робко остановилась у дверей. Я вошел следом за ней.

— По поручению политотдела я занимаюсь расследованием твоего заявления. Сколько билетов ты продала? — сказал я, отчетливо выговаривая каждое слово.