Памятник Дюку(Повести)

— Этот путь я прошел сам, господин Фолькенец! Если вы ставите под сомнение фрейлейн, то тем самым вы бросаете обвинение мне… Так?..

Фолькенец вскинул руки:

— Это уже крайности!.. Я глубоко уважаю вас, майор, за ваше мужество…

Петреску сухо кивнул.

— Я еду в Одессу со специальным поручением генерала Зонтага. Он разрешил мне захватить с собой фрейлейн и доставить ее к сестре… Ну, собирайся! — прибавил он по-русски.

Фолькенецу ничего не оставалось, как подчиниться.

— Пусть будет так, — сказал он, тщательно оглядывая карту. — Надеюсь, фрейлейн, мы еще увидимся при более благоприятных обстоятельствах, — и проводил обоих до двери со сдержанной улыбкой.

— До свидания, господин Фолькенец. — Петреску крепко пожал ему руку. — Я уверен, что мы увидимся.

— Непременно! — уже на пороге ответил Фолькенец.

У штаба Петреску ожидала машина. Он сам сел за руль и приказал Тоне сесть рядом.

Когда они отъехали, он повернул к ней разъяренное лицо:

— Ты дура!.. Ты знаешь, кто такой Фолькенец?.. Вежливо улыбаясь, он повесит, да еще будет тянуть за ноги! Твоя болтовня могла погубить нас обоих. Зачем ты ему солгала?..

— Я сказала правду!..

Он притормозил машину.

— Слушай!.. Вот, возьми, — он сунул в ее руку смятую пачку денег. Острый взгляд его темных глаз словно проник в ее мысли. — Услуга за услугу!.. Тебя больше не потревожат, если ты будешь вести себя умно… Кто твоя сестра? — уже деловито спросил он.

— Учительница музыки.

— Сколько ей лет?

— Двадцать три.

— Красива?

— По-моему, да.

— Где живет?

— Пушкинская, двадцать семь.

— Знаю эту улицу. Рядом отель.

Он замолчал, вглядываясь в разбитые бомбами и сожженные остовы домов окраины Одессы.

Тоня прижалась в угол машины и никак не могла сосредоточиться на чем-то одном, мысли путались. Она думала то о сестре, то о Петреску, то о Егорове. Кем стала Катя? Как они встретятся? Найдут ли пути друг к другу?.. А Петреску?.. Ему ничего не стоило ее предать, когда она сказала гестаповцу неправду… Но не предал. Что это — честность или игра? Осторожней, Тоня!.. Ах, Леня, где ты сейчас?..

Вывески!.. Вывески!.. «Торговля фруктами В. Боровикова», «Ресторан „Модерн“». Совсем, как в кино.

Дерибасовская! Немецкие офицеры в тщательно подогнанных шинелях, и женщины, которые знают о войне только понаслышке. А война рядом с ними — вот в этой забрызганной грязью штабной машине. Красивый румынский офицер, забывший о пережитых невзгодах, улыбаясь, машет кому-то рукой, и маленькая девушка, пытливо и тревожно всматривающаяся в неясное будущее.

У дома двадцать семь Петреску остановил машину.

— Выходи! — сказал он. — Завтра утром придешь к коменданту. У него уже будет распоряжение выдать тебе документы. — Он погрозил пальцем. — Ни одного лишнего слова! От коменданта сразу же возвращайся домой и жди! Я приеду.

И, захлопнув дверцу, он быстро умчался в сторону Приморского бульвара, а Тоня, постояв в нерешительности, собралась с духом и вошла в ворота…

Глава десятая

Кати нет! Месяц тому назад несколько сот девушек вызвали к магистрату и под конвоем отправили на «Констанцу» — большой сухогруз, привезший в Одессу оружие. Дальнейшая судьба Кати и ее спутниц так же темна, как трюм, в который их заперли. Говорили, что девушек отправили в Германию и они работают на заводе где-то под Мюнхеном. Но это были только слухи…

Тоне повезло. Их маленькая квартирка, с дверью на лестничную площадку, на третьем этаже оказалась еще не заселенной. Мир привычных вещей, окруживших Тоню, сразу подействовал успокаивающе. Старый, покрытый зеленым ковром диван. Еще совсем крошкой она ползала по нему, играя с черным жуликоватым котом Степаном.

На стенах подернутые желтизной портреты отца и матери. Мать, с высоко поднятой прической, в кокетливой кофточке, казалось, продолжает улыбаться из небытия: она умерла пятнадцать лет тому назад, и Тоня часто расспрашивала Катю, которая ее помнила. Отец фотографировался незадолго до войны — усталое лицо с широкими скулами. Рядом с ним мама выглядит его дочерью. Сейчас отец воюет где-то на Волховском фронте. Однако он и не догадывается, почему месяц тому назад его перевели с передовой подальше в тыл…

Вот за этим старым, поскрипывающим столом с темными подпалинами от горячих чайников собиралась семья. Ближе к окну садился отец, поближе к кухне — Катя, подрастая, она становилась хозяйкой, а Тоню сажали в центре…

Как пригодилось старое Катино платье, правда чуть широковатое, но Тоня прихватила его в талии пояском, так что получилось довольно мило.

Теперь надо идти. Но куда?

Она долго сидела на краю дивана, мучительно решая, что же теперь делать. Отправляться по адресу, чтобы передать деньги и указания, или явиться к коменданту?

В обоих случаях — риск. Если за ней следят, то своей опрометчивой поспешностью она может навести гестапо на след подпольщиков и провалить явку. Ну, а если Петреску ее предал, то у коменданта ее арестуют и поручение останется невыполненным.