Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

На матч с «Лазурией» «Рапид» вышел, к изумлению своих болельщиков, без лучших игроков. У Каспи врач команды, находившийся в рабской зависимости от президента клуба, обнаружил легкий, бестемпературный грипп, которого сам Каспи не замечал, зато заметил врач. Такую звезду надо беречь, так что ни-ни! Одну игру можно пропустить.

Не играл и Лонг. Президент доктор Зан вызвал его к себе на виллу представить очень важным гостям (в интересах клуба, а следовательно, и всей команды). Прием так затянулся, что Лонг уже не успевал па матч, и его пришлось заменить.

Какие-то болезни нашел врач и у вратаря Виктора, он дал ему лекарства. Но после их принятия Виктор почувствовал себя неважно — по-видимому, не принимал организм (такое бывает, объяснил врач, очень редко, но бывает), него заменили совсем молодым. Прежний основной вратарь, поскольку на эту игру не планировался, был срочно откомандирован на базу отдыха.

Произвел Корунья и некоторые другие «экспериментальные» перестановки...

Короче говоря, игра закончилась со счетом 2 : 0 в пользу «Лазурии». Болельщики «Рапида» возмущались, в газетах появились не очень лестные для Корунья комментарии.

Однако, прикидывая в конце недели свои подпольные заработки, и доктор Зан, и тренер Корунья подумали, что слава «Рапида», конечно, великое дело, по на одной славе дома не построить и бриллиантов не купить. А вот на деньги, которые, души их хоть самыми дорогими духами, как известно, все равно не пахнут, все это сделать можно. Так что вывод напрашивается сам собой...

Спортивная жизнь вошла в свою колею.

Однако странное поведение тренера вызвало в команде немало разговоров. Они дошли до Корунья, и он встревожился: в конце концов, небольшое пятно на его репутации — и клуб выгонит его в два счета. Послушных тренеров много, безупречных не очень.

Надо было как-то воздействовать на команду. Олафссон делал все, что полагалось, точно и безупречно, но «общественной атмосферы» создать не мог. Другие тем более.

Каспи был слишком большой фигурой, чтобы его куда-нибудь вовлечь, Виктор — слишком молод — его удавалось легко обмануть. Камнем преткновения оставался Лонг. Восходящая звезда, пользующийся любовью у товарищей и необыкновенной популярностью у болельщиков, Лонг обладал крайне независимым характером.

Насколько он скрупулезно выполнял все спортивные указания тренера, настолько же критически он относился к его указаниям административным. К тому же Лонг отличался сообразительностью.

Повторные указания тренера не забивать мяч, переходить к обороне, изменение состава, как в матче с «Лазурией», и некоторые другие детали вызывали в его голове смутные ассоциации, да и кое-какие слухи начали носиться в воздухе.

Однажды у него состоялись две беседы, абсолютно противоположные по духу и с очень разными людьми, но обе заставившие его задуматься.

Одна с капитаном команды Олафссоном. Само по себе понятие «разговор» применительно к Олафссону выглядело странным. Редко кто слышал от него фразу, содержащую больше двух-трех слов, и тираду, состоящую более чем из двух-трех фраз, но на этот раз он «разболтался».

В перерыве между тренировками они лежали на траве, устремив взгляд в высокое синее небо, по которому неторопливо и настойчиво тянулись куда-то белые облака.

Лонг горячо доказывал, что ничего пет на свете прекрасней, чище, величественней спорта, что спортсмен — счастливый человек, хотя и спортивная дорога не гладкое шоссе, что хватает и здесь своих трудностей, невзгод, даже опасностей...

— Именно, — перебил его в этом месте Олафссон.

Такое было столь необычно, что Лонг поперхнулся на половине слова. Помолчав, он продолжал развивать свою пе очень ясную мысль о том, как это здорово — спорт.

— А потом? — спросил Олафссон.

— Что потом? Потом, когда кончил заниматься, стал стар или еще почему, живи как хочешь, — несколько неуверенно ответил Лонг.

Глубоким знанием жизни он не отличался.

— На что? — спросил Олафссон усмехнувшись.

— Ну как. — Лонг не знал, что ответить, — неужели первоклассный футболист не найдет себе работы? Тренером, преподавателем физкультуры, руководителем в спортивной организации, наконец. А потом кое-что мы все же скапливаем...

— Ты-то много скопил? — Олафссон смотрел с нескрываемой насмешкой.

— Ну я не очень, так еще есть время, мне не завтра из спорта уходить, — ехидно ответил Лонг.

Олафссон пожал плечами.

— Такие, как ты, конечно, не накопят.

— Почему? — спросил Лонг. — Я знаю кто...

— Потому что игрой не заработаешь.

— А чем?

— Сам соображай.

— Что ж мне, на тотализаторе играть?

— Сообразил наконец, — опять усмехнулся Олафссон.

— Ты серьезно? — Лонг даже привстал. — Ты считаешь, что футболист может играть на тотализаторе? А почему бы тогда не на подпольном? Может, вообще ставить на свою команду, а потом подыграть сопернику?

— Сообразил наконец, — повторил Олафссон.

— Да ты понимаешь, что говоришь! — Лонг вскочил на ноги. — Сам-то, небось, так не поступаешь, а мне, значит, советуешь! Хорош!

— Откуда ты знаешь? — теперь Олафссон говорил зло. — Мне год остался, потом на свалку, что, нищим уходить?