Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

Тринко принял решение. А приняв, отогнал прочь эмоции, хладнокровно все обдумал, рассчитал и приступил к делу.

Как ни трудно ему было это, он по-прежнему был приветлив с Лонгом, когда тот заходил по утрам в «Осьминог», шутил, расспрашивал о спортивных делах.

И в то утро они поговорили о предстоящей игре на Кубок кубков, на которую через неделю команда должна была ехать в Испанию.

Лонг посмотрел на часы, заторопился.

— Спешишь? — спросил Тринко. — Давай подвезу, мне как раз надо заехать в мастерскую, это рядом с вашим тренировочным центром.

— Спасибо, — обрадовался Лонг, — действительно время торопит.

Они сели в машину.

Проехав две сотни метров, Тринко нажал на тормоз.

— Ты знаешь, Лонг, у меня опять что-то с ногой, — он застонал. — Проклятый артрит. Поведи-ка ты машину. Это скоро пройдет. Надо просто немного помассировать.

Лонг пересел за руль, а Тринко устроился на заднем сиденье и, вытянув ногу, стал усиленно тереть ее.

Когда они проезжали мимо хорошо известной обоим автомобильной свалки, Тринко сказал:

— Сверни туда на минутку. Взгляну, нет ли чего подходящего, знаешь, в наше время нечего швыряться деньгами. А так прихвачу и завезу им в мастерскую. Они ведь там только и норовят втридорога содрать.

Машина въехала на пустынную свалку и остановилась, скрытая со всех сторон грудами покореженных автомобилей. Тринко быстро вынул из кармана маленький револьвер с заранее навинченным глушителем и, приставив его к затылку Лонга, нажал спуск.

Раздался слабый хлопок, и Лонг ткнулся вперед, навалившись на руль.

И трех минут не потребовалось Тринко, чтобы переложить труп в багажник и выехать со свалки.

То, что поставило в тупик комиссара Фабиана и его помощников — каким образом труп попал в пляжную кабину, — Тринко осуществил удивительно просто.

Он уже два дня колесил по пляжу (вместе со многими любителями купаний, которые настолько приросли к своим машинам, что, дай им волю, они бы въезжали на них прямо в воду). Пусть примелькается «фиат».

Подъехав к заранее присмотренной кабинке, он выгрузил из машины огромный цветной солнечный зонт, расправил его, словно для того чтобы проверить исправность. И тем самым сразу загородил и вход в кабинку, и заднюю часть машины. Перебросить труп, завернутый па всякий случай в яркие пляжные простыни, было делом минуты.

Зайдя в кабинку (замки для Тринко секретов не имели), он усадил убитого в душевой без всякой задней мысли — надо же было куда-то девать — и быстро покинул пляж. Примчался к одной из работавших на него проституток, разбудил ее парой пощечин и втолковал, что уже час, высадив Лонга недалеко от тренировочного центра, как приехал к ней и вот до этой самой минуты они предавались любви. Заставив дважды все повторить и па всякий случай наградив еще несколькими пощечинами, чтобы лучше запомнила, он неторопливо повел машину домой. Тринко посмотрел на часы — половина двенадцатого.

Светило яркое солнце, голубело небо. Дорогу перебегали, спеша на пляж, загорелые красивые девчонки с обнаженной грудью в крохотных бикини. Наверное, спешили не только девушки и не только красивые, но других он не замечал. Заглядывался лишь на красоток. Может, поэтому и не обратил внимания на двух мотоциклистов — один за рулем, другой в заднем седле, — догнавших его и некоторое время ехавших рядом. У очередного светофора, как раз когда восхищенный Тринко впился взглядом в великолепную загорелую русалку, мотоцикл поравнялся с машиной. Сидевший сзади мотоциклист легко соскочил и, открыв дверцу машины, уселся рядом с Тринко.

— Поехали, не видишь, зеленый, — тихо сказал он пораженному хозяину «Осьминога» и упер ему в бок пистолет. — Поехали и не вздумай устраивать цирковые номера.

Тринко, белый как полотно, вел машину не замечая дороги. Его пассажиру, чье лицо скрывали темные мотоциклетные очки, приходилось то и дело подсказывать дальнейший путь.

За городом на пустынном участке их догнала машина. Из нее вылезли двое мрачного вида мужчин, пересели на заднее сиденье автомобиля Тринко.

Когда прибыли к каменоломне, Тринко уже знал, что его ждет. Впрочем, он догадался об этом еще раньше — когда те пересаживались к нему. Ужас, охвативший его, был так велик, так леденил душу, что под конец он уже ничего не соображал и вел себя подобно человеку, принявшему лишнюю дозу снотворного.

За всю дорогу никто не произнес пи слова. Так в гробовом (подходящее к случаю слово) молчании доехали до заброшенной каменоломни, вышли из машины.

На Тринко надели наручники. Мотоциклист осторожно подвел автомобиль к самому краю пропасти, отпустил тормоза.

Только тогда Тринко пришел в себя. Отчаянным усилием он вырвался из державших его рук, побежал, крича во все горло. Так разве в наручниках далеко убежишь, разве в глухой расщелине кто услышит крик о помощи...

Его догнали, потащили обратно, он ползал на коленях, молил сохранить жизнь, обещал, что все наладит, что отдаст все свои деньги, пытался что-то объяснить.

Его никто не слушал. Просто подволокли к машине, запихнули внутрь, захлопнули дверцу и, поднажав втроем, столкнули ее в пропасть.