Было это возмущение искренним или притворным? Стефену нестерпимо хотелось проникнуть в фургон, но грузная фигура мадам и лоханка с водой преграждали ему путь. Нет, он не будет делать из себя посмешище. Стефен с усилием пробормотал несколько учтивых, ничего не значащих фраз, повернулся и скрылся во мраке.
Стали прибывать зрители, и вскоре представление началось. Из большого балагана доносились взрывы хохота, аплодисменты. Эмми опоздала с выходом. Произошло ли это случайно? Стефен не знал. Он старался успокоиться, взять себя в руки. Когда она, наконец, выбежала на арену, ему показалось, что она проделывает свои номера более оживленно и эффектно, более смело даже, чем всегда. А быть может, все это лишь плод его разгоряченной фантазии? Но когда она покидала арену, крики «браво! браво!» долго неслись ей вслед с центральной трибуны.
Представление окончилось, из балагана повалил народ, и в этой суматохе Стефену так и не удалось повидать Эмми. Совсем упав духом, он уныло присоединился к Джо-Джо и Крокодилу и стал помогать им разбирать балаганы и снимать палатки. Мысли его были далеко, он работал небрежно и поранил себе руку железным крюком. Но и на это ему было наплевать. Поднялся свежий ветер, стало прохладно. Мотор сняли, электрические огни потухли. Среди шума, криков, в красных отблесках факелов люди работали как одержимые: вытаскивали столбы, снимали подпорки, скручивали канаты, скатывали огромные, хлопающие на ветру полотнища неподатливой парусины. Как обычно, когда цирк снимался со стоянки, животные проявляли беспокойство, и разноголосый протестующий вой несся из всех передвижных клеток. А над всем этим шумом и неразберихой стоял рев мотора и громыхание тягача. Стефену казалось, что перед его глазами словно оживают рисунки Доре, изображающие преисподнюю, а сам он ввергнут в адский пламень и обречен на вечные муки.
9
Из Анжера цирк Пэроса направился в Тур, оттуда — в Блуа, затем — в Бурж и Невер. Погода стояла солнечная, сборы были отличные, я котелок старика Пэроса все время был игриво сдвинут на затылок. После трехдневных представлений в Дижоне цирк двинулся дальше на юг, к побережью, останавливаясь на ночевку и давая по одному вечернему представлению в старинных, обнесенных каменными стенами маленьких городках, разбросанных в долине реки Уш, среди сбегающих по склонам виноградников.
На первых порах труппа относилась к Стефену с холодком. Но еженедельная выручка, которую приносили его портреты, была недурна, а так как определенный, твердо установленный процент с этой суммы поступал в копилку, из которой каждому предстояло получить свою долю по прибытии в Ниццу, труппа признала, что Стефен «себя оправдывает». А потом довольно скоро он уже был на дружеской ноге почти со всеми членами труппы, чему немало способствовали его обходительные манеры и мягкий характер.
Циркачи были славный, простой народ. Фернан, укротитель львов, бесстрашно входивший в их круглую клетку в светло-синем с серебром гусарском мундире с разодранным в клочья — для пущего драматического эффекта — рукавом, был необычайно застенчивый человек, жестоко страдавший от нервной диспепсии, по причине которой преданная жена держала его на суровой молочной диете. Сами львы были безвреднее коров. Большинство из них достигло уже крайней дряхлости, все самцы были кастрированы. Если они и рычали, то лишь потому, что приближалось время кормежки и они хотели напомнить о своем существовании, а стоявшие вокруг клетки служители с раскаленными докрасна железными прутьями занимались, в сущности, самым настоящим очковтирательством.
— За двадцать лет у нас не было ни одного несчастного случая, — самодовольно говорил Пэрос и тут же посылал следующее сообщение в местную газету какого-нибудь близлежащего городка, который они собирались посетить:
НА ВОЛОСОК ОТ ГИБЕЛИ. УЖАСНЫЙ СЛУЧАЙ В ЦИРКЕ ПЭРОСА.
ВЗБЕСИВШАЯСЯ ЛЬВИЦА НАНОСИТ СЕРЬЕЗНЫЕ УВЕЧЬЯ ФЕРНАНУ
Два главных клоуна цирка — карлики Макс и Монс — пользовались всемирной известностью. Гвоздем их программы был скетч под названием «Похищение», в котором Макс, обряженный в старомодный дамский туалет, исполнял роль перезрелой невесты. Сценка эта шла с участием допотопного автомобиля «пэнкард», который никак не желал заводиться и в конце концов разваливался на части, неизменно вызывая громовый хохот зрителей. Макс с его проказливой ухмылкой умел заставить весь цирк покатываться от хохота. Однако за пределами арены он был подвержен приступам такой черной меланхолии, что рядом с ним Гамлет показался бы весельчаком. Как-то раз он поведал Стефену печальную повесть своей многолетней безнадежной страсти к скрипачке из оркестра.