Памятники поздней античной научно-художественной литературы II-V века

От Макробия до нас дошли "Сатурналии", незаконченное произведение из семи неполных книг, написанное в форме застольной беседы. Из скольких книг состояло все это сочинение Макробия — точно неизвестно. В "Сатурналиях" приводится много ценного материала из древнеримской литературы. Особенно широко использованы замечания Сервия, известного комментатора произведений Вергилия. В пятой книге "Сатурналий" систематически проводится сопоставление "Энеиды" Вергилия с его греческими источниками, главным образом, с Гомером. Кроме вопросов литературного порядка в "Сатурналиях" приводится ряд замечаний археологического, исторического и мифологического характера, собранных из различных античных авторов.

Другое произведение Макробия — это "Комментарий ко "Сну Сципиона"". Здесь мы находим подробный, но не глубокий комментарий работы Цицерона, составлявшей заключительную книгу трактата "О государстве". В этой работе Макробий излагает свои философские взгляды, во многом близкие неоплатонизму.

От третьего сочинения Макробия — "О различии греческого и римского языка" до нас дошли лишь незначительные отрывки.

Макробий является одним из последних представителей языческой знати, получивших широкое литературно-историческое образование, которое, почти не изменяясь в своей форме, в течение многих веков питалось трудами предшествующих поколений.

САТУРНАЛИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я хочу, чтобы настоящая работа была вот какой: в ней должно быть много практических знаний, много наставлений и примеров из различных эпох, но объединенных в одно целое.

В них, если ты не будешь презирать то, что уже тебе знакомо, и избегать того, что неизвестно,^ ты найдешь очень много такого, что прочтешь с удовольствием или выберешь для своего образования или запомнишь с пользой. Ведь я считаю, что в этом труде нет ничего лишнего или бесполезного для познания или трудного для понимания, а есть только то, что делает твой ум более деятельным, память более твердой, стиль более искусным, язык более безупречным, — конечно, если нам, рожденным под чужим небом, поможет сам характер латинского языка[1200]. Что касается тех, у кого случайно окажется время и охота узнать этот труд, то мы хотим просить и достигнуть того, чтобы они отнеслись к нам благосклонно и снисходительно, если в нашем стиле не найдется врожденного изящества речи римлянина.

Впрочем, я поступаю явно опрометчиво, навлекая на себя остроумное порицание, некогда высказанное Катоном по отношению к Авлу Альбину, который был консулом вместе с Луцием Лукуллом[1201]. Этот Альбин писал по-гречески римскую историю. В начале его истории говорилось о том, что никому не следует сердиться на него, если в его книгах будет написано что-либо недостаточно стройно и безукоризненно: "Ведь я, — говорит он, — римлянин, рожденный в Лациуме, и греческая речь мне совершенно чужда". Поэтому он просит снисхождения и милости в оценке, если им будет допущена какая-либо ошибка. Когда Марк Катон прочел это, он сказал: "Ты, Авл, — ужасный пустомеля, раз ты предпочитаешь просить прощения за ошибку вместо того, чтобы не делать ее. Ведь мы обычно просим прощения или когда мы ошибаемся по незнанию, или когда мы допускаем проступок, побуждаемые приказанием. Я спрашиваю, говорил он, кто заставляет тебя делать то, за что ты просишь извинения, прежде чем ты это сделал?"

РЕЧЬ ПРЕТЕКСТАТА О ПРОИСХОЖДЕНИИ И УПОТРЕБЛЕНИИ ПРЕТЕКСТЫ

(7, 6)

"Тулл Гостилий, третий царь римлян, победив этрусков, первый постановил, чтобы в Риме были курульное кресло[1202], ликторы, вышитая тога и претекста, которые были знаками отличия этрусских магистратов. Но в это время претекста не была приметой детского возраста, а была, как и прочее, что я перечислял, только почетным знаком. Но позже Тарквиний Приск[1203] (которого, как говорят, также называли Лукумоном), сын Демарата, изгнанный из Коринфа, третий царь после Гостилия, пятый после Ромула, одержал победу над сабинянами. В этой войне он похвалил на собрании своего четырнадцатилетнего сына, который собственной рукой убил врага, и одарил его золотой буллой[1204] и претекстой, отмечая мальчика, храброго не по летам, наградами мужественности и почета. Ведь как претекста служит украшением магистратов, так булла украшает получивших триумф. При триумфе они носят ее на груди, поместив в буллу разные средства, которые они считали самыми сильно действующими против зависти. Отсюда появился обычай, чтобы претекста и булла присваивались для пользования знатным мальчикам как предзнаменование и торжественное обещание того, что они проявят храбрость подобно тому, кому эти дары достались в раннем возрасте.