Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Тебе, младенец–государь, тебе, о цвет престола,
У бога просит всяких благ седой монах Никифор.
О чадо солнца светлого, луны прекрасной чадо,
Двойного света ты нам луч, двойного блеска отблеск.
Ведь ты имеешь от отца ума напечатленье,
А чистоты высокий дар — от матери родимой.
Христос есть девы чистой сын, ты — сын жены чистейшей.
Христов отец — верховный ум, всемирный властодержец,
И твой отец среди людей умом по праву первый.
Христов отец над миром всем есть властный самодержец;
Христос есть царь и сын царя; и твой удел таков же.
Как некогда Христа волхвы, и мы тебя искали,
О, как искали услыхать весть о твоем рожденьи,
О, как усердно к небесам молитвы воссылали,
О, как искали верный путь, дабы тебя увидеть!
И вот узрели мы тебя, смиренно преклонились
И злато в дар преподнесли, как должно властелину;
Дары иные даст тебе господне провиденье!
Тебе твое и от твоих (твое отца наследье):
Из всех богатств беднейший дар, из всех великих — малый,
Твоим богатствам меры нет, — что в нашем приношенье?
Но жизнедавец и творец времен и сроков жизни
Тебе пусть выше всяких мер дарует долголетье;
Господь, владыка всех богатств, да одарит богатством;
Царь царствующих, крепкий бог, господь и сил и воинств
Тебе да ниспошлет вовек и крепость и удачу,
И да положит он к ногам тебе весь круг вселенной.

ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ АВТОБИОГРАФИИ МОНАХА И ПРЕСВИТЕРА НИКИФОРА, КТИТОРА [459] [460]

ГОДЫ УЧЕНИЯ

I. Прожив шесть лет сверх шестидесяти от рождения, я решил предаться воспоминаниям о некоторых событиях моей жизни (вспоминать обо всем нет необходимости, да и невозможно) и тем самым воздвигнуть столп исповедания как помощь и спасение, как защиту и основу, благую, могучую, мудрую; хорошо сначала участвовать в этих событиях, а потом спастись из их водоворота, бури и хаоса, когда видишь и предчувствуешь крушение и знаешь о несметном множестве опасностей.

Да будет это сочинение предметом внимания и для моих близких — ведь о них я говорю немало; пусть станет оно руководством, как заслужить милость божию, как обратить помыслы к господу, как посвятить только ему и дух и тело, пусть станет оно неким предостережением и побуждением к полезным трудам.

Если для тех, кто силой Слова был приведен в мир, самое достойное — искусство речи, я напомню о первой благодати, в словах содержащейся, а именно, что после творения слов она заключается в их порядке. Затем, распростившись с тем временем юности, когда к душе подкрадывается опасность из–за нерадения, потому что нет ни трезвости, ни осторожности, я снова буду излагать события по порядку, стремясь во всем сокращать свою повесть и соблюдать очередность событий, чтобы ничто из позже случившегося не опередило происшедшее ранее.

II. Итак, когда я был ребенком, я уже постиг искусство грамматики, выучив ее без малого за четыре года. Я не был ни тупым, ни слишком одаренным, но любознательность и усердие в равной мере возместили природные недостатки. С большим рвением приходил я в школу раньше, а уходил позже других, и, после того, как все ученики уходили, я долго бывал наедине с учителями, — от них я брал знания только для себя. А к тому же еще мне достались в удел по счастью лучшие наставники в науках духовных, и я узнал от них, кто научает человека разумению. И я не отвратился от него, а молил дать мне разум и руководство во всем остальном.

После грамматики я приобщился к поэмам Гомера, к другим поэтам и к афтониевым прогимнасматам и к «Риторике» Гермогена [461], а в философии, когда прошли шесть сверх десяти лет от моего рождения, или что–то около этого, я попробовал науку логики.