Памятники Византийской литературы IX-XV веков

«Мне, — сказал он, — как собаке–ищейке царь поручил следить за тобой. Он готовит тебе петлю и оковы. А ты сидишь себе, ни о чем не зная и чванишься своими детскими затеями. Что тебе пользы плыть тайком в чужую сторону, где придется, как рабу, ждать подачек с чужого стола, если еще раньше иноземцы не убьют тебя и не попадешься ты в сети и ловушки деда–царя. Если ты навсегда простишься с этими детскими затеями и поверишь моему спасительному и благому совету, то легко получишь скипетр самовластия. Я вижу лишь одно надежное средство для этого — бежать из Византии во Фракию и засесть в тамошних городах и селах. Род человеческий ведь от природы склонен к переворотам, а несчастные фракийцы обременены вдобавок частыми податями. Если ты придешь и пообещаешь им облегчение и свободу, то они быстро растопчут, и стряхнут с себя свое многолетнее рабство деду–царю, как какую–то танталову ношу. Если люб тебе мой замысел, я буду и устроителем и распорядителем этого действа и очень скоро добьюсь победы.

Но и ты дай мне верную поруку и обещай вознаградить достойно мои труды. Какой наградой? — Высшими должностями, обширными, доходными поместьями. Сделай меня своим первым приближенным и не проводи без моего ведома никаких государственных распоряжений. Ты видишь, как я беру на себя твои несчастья, не уклоняюсь от опасности и любовь к тебе ставлю выше всех клятв, данных царю. А если бы судьба обрушила на мою голову внезапную беду, то я не отказываюсь терпеть ее. Ты видишь это, и сам со своей стороны будь готов исполнить мою просьбу, если хочешь остаться цел. Время не терпит, все висит на волоске и медлить опасно. Давай привлечем к нашему замыслу и других лиц, враждебных царю, которые не выдадут ни нас, ни наших тайн, и могут теперь быть нам очень полезны».

Царь принял эти условия и письменной клятвой обещал Сиргиану выполнить его требования. Их тайными сообщниками должны были стать Иоанн Кантакузин и Феодор Синадин, из них первый имел тогда титул великого папия [504], а второй — доместика при царском столе. Третьим был Алексей Апокавк, доместик западных фемов, ведавший также производством соли. Он не был очень знатен, но был умен, сообразителен и ловок на всякие хитрости. Оба же первых доводились царю родственниками, а Кантакузин, кроме того, был его сверстником и, отличаясь прямодушием, правдивостью, благопристойностью нрава, был для царя Андроника задушевным другом еще с юности. Подобно ему, Синадин был другом отца Андроника, царя Михаила, пока тот был жив. Люди эти, как бы отпив вина из одной чаши, вступили в тайный сговор и превратились для Андроника в то, чем бывает факел для разведения огня и конь для езды в открытом поле. Они вдруг стали сплоченным братством, составили страшные, жуткие клятвы, поклялись ими и взамен получили обещание великих даров и наград. С рьяным усердием они тут же принялись за дело. Начали с того, что Сиргиан и Кантакузин опутали деньгами приближенных царя и купили себе управление над фракийскими селами и городами: Сиргиан — над большей частью материка и всей прибрежной полосой до вершин Родопы [505], а Кантакузин — над небольшой частью материка, которая лежит около Орестиады. Там они стали стягивать войска, запасаться оружием, набирать новых воинов из пришлого люда и тех, кто по недостатку средств не нес воинской службы и жил без всякого дела.

Охрану городов они вверили самым близким и верным себе лицам, тех же, в ком подозревали противоборство своим замыслам, под разными предлогами удаляли из города. Все это они делали, распуская слухи то о нашествии приистрийских скифов, то о нападении турецких морских сил из Азии с тем, чтобы прикрыться этими слухами, как завесой, и, оставаясь вне подозрений, заслужить у царя похвалу за зоркую бдительность. Сиргиан умело играл свою роль и часто тайком сообщал молодому царю о том, что он делал и собирался делать.

5. Царь тем временем, видя, что внук не внемлет его увещаниям и по–прежнему своеволен и заносчив, решил обличить его перед патриархом и сенатом, а затем в оковах посадить в темницу. Этому воспротивился, однако, логофет государственной казны Феодор Метохит [506], предрекши недобрый конец делу, предпринятому в такие дни. Ведь тогда шла масляница, и в эту пору люди от пиршеств и попоек становятся дерзки и мятежны. «Может случиться, — говорил царю Метохит, — что все обернется не так, как ты хочешь, ведь судьба обманчива и часто губит наши надежды».