Памятное. Книга 1. Новые горизонты

Есть все основания полагать, что позиция, которую занял Оппенгеймер, после того как появилась атомная бомба, отражает в какой-то мере и мысли президента Рузвельта, который не успел их выразить. Это выяснилось после публикации воспоминаний некоторых государственных деятелей рузвельтовского периода.

После 1949 года, то есть когда Комиссия ООН по атомной энергии прекратила свое существование, я видел Оппенгеймера лишь один раз и при необычных обстоятельствах. Это произошло в 1959 году в Вашингтоне во время похорон Джона Фостера Даллеса – бывшего Государственного секретаря США. В американскую столицу прибыли я и мои коллеги по проходившему в то время в Женеве совещанию министров иностранных дел СССР, США, Англии и Франции. На пути из собора на Арлингтонское кладбище с моей машиной еще в черте города поравнялся автомобиль, в котором находился Оппенгеймер. Его машина замедлила движение, и он приветствовал меня помахиванием руки. Я ему ответил тем же. На кладбище я его не видел, скорее всего, он туда и не направлялся.

Оппенгеймер и люди его взглядов переживали тогда в США нелегкие времена. Их окружала атмосфера вражды и оскорблений прежде всего со стороны официального Вашингтона.

19 марта 1950 года Жолио-Кюри первым подписал Стокгольмское воззвание, в котором говорилось: «Мы требуем безоговорочного запрещения атомного оружия – оружия запугивания и массового уничтожения». За полгода под ним поставили свои подписи полмиллиарда человек.

Далее события в жизни великого ученого развивались стремительно. Правительство Бидо сместило его с поста верховного комиссара Франции по атомной энергии, который он занимал в течение четырех лет. Его не допустили к работам в форте Шатильон, где располагался основной научно-исследовательский центр Франции и где перед этим сам ученый ввел в действие первый национальный ядерный реактор.

После этого Жолио-Кюри посвятил свою жизнь целиком борьбе против ядерного оружия, против подготовки новой войны – он стал во главе Всемирного совета мира.

Отрадно сознавать, что от этих крупных ученых западного мира, авторитетно высказывавшихся в пользу запрещения навечно ядерного оружия, протягивается как бы невидимый мост ко многим нынешним представителям науки. К тем ученым и на Западе, и на Востоке, и на Севере, и на Юге, которые приходят к единственно правильному выводу – ядерное оружие должно быть объявлено вне закона, должно быть ликвидировано, а энергия атомного ядра должна использоваться только для мирных целей. Таких деятелей науки становится все больше. И все сильнее ощущается их роль в борьбе разума, с одной стороны, и безрассудства – с другой. Глубоко убежден, что никому не удастся обелить курс тех, кто, находясь у руля политики США, отказывается поставить под запрет ядерное оружие, для кого соблазн доминирования над миром оказался сильнее понимания необходимости исключения этого оружия из арсеналов государств.

Тщетны попытки утверждать, будто американская сторона недобрых намерений в связи с ядерным оружием никогда не имела. Нет правды и в заявлениях, которые делают в Вашингтоне, порой на самом высоком уровне, будто США, обладая одно время монополией на атомную бомбу, могли бы, если бы захотели, диктовать СССР свои условия, но не стали этого делать по высоким моральным мотивам.

Деятелям, оперирующим подобным доводом, уместно посоветовать взглянуть на события под другим углом зрения: что бы мог сделать, к примеру, Советский Союз, когда фашистская Германия уже была поставлена на колени, и до каких рубежей мог бы докатиться могучий вал советских армий, только что переломивших хребет гитлеровскому рейху, если бы СССР не оставался надежным партнером и не был бы верен своим союзническим обязательствам?

Так, спрашивается, зачем же тем, кто определяет внешнюю политику США, выдавать фальшь за истину, если даже эта фальшь преподносится в изящной упаковке?

Доходный бизнес…

Время от времени Советский Союз стремился выяснить, куда же дуют ветры в державах Запада – наших бывших союзниках. А когда стало совершенно ясно, что они пока дуют в сторону от разоружения, то советские представители пытались не раз от имени своей страны убедить руководство этих держав в том, что проблема разоружения должна одинаково занимать и Восток, и Запад.

В военное время и администрация Рузвельта, и английское правительство указанные проблемы в плане будущего вообще не желали обсуждать. Это еще можно было объяснить – идет война, и главное в ней – одержать победу. Но после окончания войны, капитуляции гитлеровской Германии, после Ялты, Потсдама и создания ООН фактическое нежелание Запада что-либо предпринимать в направлении разоружения, естественно, серьезно настораживало советское руководство.