Сразу я почувствовал, что они интересуются проблемой, которую мы с Барухом уже в течение некоторого времени систематически обсуждали. Речь шла об атомном оружии, а конкретно о том, как следует им распорядиться. Атомная комиссия, существовавшая при Совете Безопасности ООН, была в своих дебатах слишком далека от договоренностей, которые могли бы стать приемлемыми для крупных держав. Главное расхождение, конечно, имелось между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки.
После того как все присутствующие выслушали солидное количество тостов в честь «богатырского» здоровья юбиляра, он подошел ко мне и вполголоса сказал:
— Я хотел бы иметь с вами непродолжительный разговор один на один. Давайте поговорим на тему об атомном оружии и о его судьбе.
В ответ на это предложение я сказал:
— Что ж, согласен на такой разговор и даже хочу выразить пожелание встречаться с вами почаще, чтобы продолжать наши беседы на эту тему.
Мы отошли в сторону от гостей. Барух спросил у меня:
— Имеете ли вы в виду только советско-американские встречи или также четырехсторонние — с участием англичан и французов?
В ответ мне пришлось разъяснить нашу точку зрения:
— Обе формы контактов для нас приемлемы, но если вы и ваша администрация считаете, что иногда двусторонние контакты предпочтительнее, то мы готовы более активно развивать такие контакты.
Барух как будто ожидал, что я выскажу такую мысль. Он сказал:
— Считаю особенно полезными двусторонние обсуждения. И еще добавил:
— Вашингтон все равно будет консультироваться с Лондоном и Парижем по вопросам, которые интересуют все четыре державы.
На этом мы и согласились. Но обе стороны также констатировали, что в конце концов главное — не комбинации контактов и встреч, а существо точек зрения.
Однако сближения позиций четырех держав тогда не просматривалось.
Затем Барух стал вновь расхваливать предложение, которое Вашингтон уже сделал Советскому Союзу и неоднократно его подтверждал.
— Правительству США, — сказал он, — по-прежнему непонятно, почему Советский Союз не хочет принять американскую позицию, суть которой, если говорить коротко, состоит в том, чтобы была создана какая-то международная власть, которая взяла бы под свой контроль атомную промышленность государств. Эта власть должна получать достоверную информацию о том, что атомное оружие не производится и все государства строго
выполняют международное соглашение, которое должно быть заключено.
Тогда я спросил Баруха:
— Можете ли вы рассказать, что это была бы за власть и какие полномочия она имела бы?
До этой беседы Барух и его советники — Оппенгеймер и другие — никогда не уточняли, что бы она собой представляла. Не уточняли они и ее конкретных функций.
Было заметно, что подобного рода вопросы являются для моего коллеги трудными. Эти трудности вытекали из того, что Барух и его советники что-то сознательно не раскрывали. Становилось понятным, что им и не разрешено все раскрывать.
Отвечая на некоторые конкретные вопросы, относящиеся к этим двум крупным темам, Барух все же в конце концов сделал прозрачный намек:
— Международная власть, другими словами международный контрольный орган, должна обеспечить полный контроль над промышленностью всех государств мира, занимающихся производством расщепляющихся материалов. Иначе говоря, этот орган должен быть, во-первых, компетентным и, во-вторых, обладать достаточно широкими полномочиями, чтобы исключить всякого рода неожиданности.
Так Барух подтверждал американскую точку зрения, согласно которой контролерами должны быть люди, авторитетные в данной области. А такими людьми, по понятным причинам, являлись, как считали американцы, только представители США. Они являлись экспертами как по вопросам расщепляющихся материалов, так и самого атомного оружия.
— Вам и вашему правительству, — сказал я, — не надо упускать из виду главного — того, что сегодня нас разделяет в вопросе о ядерном оружии. Как поступить с этим оружием и в каком порядке впредь должны приниматься решения по этой проблеме? Такие проблемы следует рассматривать на основе принципа единогласия пяти держав — постоянных членов Совета Безопасности. Совсем недавно этот принцип был закреплен в Уставе ООН. А поскольку сама атомная комиссия является органом, существующим при Совете Безопасности, то на нее указанный принцип тоже распространяется, и от этого Советский Союз не собирается отступать.
Барух выслушал меня и реагировал замечанием:
— С такой позицией США согласиться не могут. Собственно, расхождения в этом тогда в комиссии и были главными. Всякие пропагандистские заявления о какой-то международной власти, которая решала бы все вопросы, касающиеся атомного оружия, да и других атомных проблем, носили производный характер. В такой наднациональный орган не верили серьезные политические деятели и в самом Вашингтоне. Но для Трумэна с его политикой — держаться подальше от договоренности с Советским Союзом — он подходил, хотя потсдамские решения ориентировали на другой курс.