Памятное. Книга первая

20 мая 1962 года Н. С. Хрущев возвращался в Москву из Болгарии, где находился с дружественным визитом. Я сопровождал его в поездке и летел с ним обратно в том же самолете.

Когда мы уже некоторое время находились в полете, Хрущев вдруг обратился ко мне:

— Я хотел бы поговорить с вами наедине по важному вопросу. Никого рядом не было. И я понял, что речь пойдет о чем-то действительно очень важном. Хрущев не любил «узких» бесед на политические темы и не часто их проводил. Ему больше импонировали такие разговоры, которые привлекали большое число участников. В подобных встречах он любил вставлять острые словечки, проявлять остроумие, которое высоко ценил.

О чем же он будет говорить со мной? Я решил, что у него созрела или созревает какая-то новая мысль, которой ему необходимо поделиться с человеком, занимающимся по долгу службы внешними делами.

В прогнозе я не ошибся.

Разместились мы в салоне самолета за столом. Рядом никого не было. Через ряд кресел от нас находился сын Хрущева — Сергей. Я думал, что он, возможно, кое-что слышал из нашего разговора. Об этом я спросил его во время встречи в Москве уже в 1989 году:

— Вы помните мой разговор с вашим отцом в самолете, когда мы в 1962 году летели из Софии в Москву?

— Да, помню. Вы сидели друг напротив друга и о чем-то говорили. А летели мы действительно из Болгарии.

Говорили мы тогда в самолете о Кубе. Хрущев сделал важное сообщение:

— Ситуация, сложившаяся сейчас вокруг Кубы, является опасной. Для обороны ее, как независимого государства, необходимо разместить там некоторое количество наших ядерных ракет. Только это, по-моему, может спасти страну. Вашингтон не остановит прошлогодняя неудача вторжения на Плая-Хирон. Что вы думаете на этот счет?

Он ожидал ответа. Вопрос был неожиданным и нелегким. Подумав, я сказал:

— Операция на Плая-Хирон, конечно, представляла собой агрессивную, организованную США акцию против Кубы. Но я знаком с обстановкой в США, где провел восемь лет. В том числе был там, как вы знаете, и послом. Должен откровенно сказать, что завоз на Кубу наших ядерных ракет вызовет в Соединенных Штатах политический взрыв. В этом я абсолютно уверен, и это следует учитывать.

Не скажу, что мое мнение понравилось Хрущеву. Ожидал я, что, выслушав такие слова, он может вспылить. Однако этого не случилось. Вместе с тем я ощутил определенно, что свою позицию он не собирается изменять.

Помолчали. А потом он вдруг сказал:

— Ядерная война нам не нужна, и мы воевать не собираемся. Сказал твердым тоном, и я почувствовал, что эта формулировка, как и первая, была обдуманной. Обратил я только внимание на то, что высказал он ее не сразу вслед за первой. Но как только я ее услышал, то на сердце стало легче. Даже голос Хрущева, мне показалось, стал помягче.

Я молчал. К уже сказанному добавлять ничего не хотелось.

А Хрущев после некоторого раздумья в заключение разговора сказал:

— Вопрос о завозе советских ракет на Кубу я поставлю в ближайшие дни на заседании Президиума ЦК КПСС.

Он это вскорости и сделал.

Обращало на себя внимание то, что Хрущев свои мысли высказывал мне, а затем и на заседании Президиума без признаков какого-то колебания. Из этого я сделал вывод, что по крайней мере с военным руководством страны он этот вопрос согласовал заранее. По тому, как держался на заседании министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский, чувствовалось, что он поддерживает предложение Хрущева безоговорочно.

Вопрос о размещении советских ракет на Кубе был поставлен на обсуждение Президиума ЦК КПСС, и предложение Хрущева участники заседания единодушно поддержали.

В итоге можно сказать следующее:

— во-первых, Хрущев не воспринимал доводов против размещения советских ракет на Кубе и считал, что это обязательно должно быть сделано;

— во-вторых, он считал, что Советский Союз не должен и не будет доводить дело до ядерного столкновения.

На заседании второго положения он не высказывал. Но с отдельными членами Президиума о нем говорил. Конечно, все это не устраняло риска возникновения ядерной войны, так как мы ведь не знали точных намерений американской стороны.

Ракеты на Кубу были завезены. И это вызвало в США политический взрыв.

Последовавшие вслед за тем события показали, что в конечном счете обе стороны не поддались влиянию эмоций, которые были достаточно накалены, и, поняв всю ответственность как перед своими народами, так и перед миром в целом, добились мирного урегулирования кризиса. Кубинское руководство и лично Фидель Кастро на протяжении всего этого сложного и опасного периода также проявили большую ответственность.

Проводилась интенсивная и напряженная работа по поиску общих позиций и сближению взглядов. Главной связью был обмен по дипломатическим каналам посланиями между Хрущевым и Кеннеди. Но работали и другие каналы.