Памятное. Книга первая

Вспоминая те годы, не могу не сказать самых добрых слов о своих родителях — отце и матери. Я признателен им от всей души и храню о них благодарную память.

Мой отец, Андрей Матвеевич, был человеком грамотным в житейском смысле слова. Умел хорошо читать и писать. Но окончил он только церковноприходскую школу с ее четырьмя классами.

Помню, как я завидовал красивому почерку отца. С этим у меня с самого начала дело обстояло неважно. Кажется, стараешься выводить буквы правильно, так, как учили, а получаются они на бумаге какие-то изломанные. Правда, буквы вели себя более покорно, когда я писал их в тетрадях, специально разлинованных. Однако, как только начинал писать на чистом листе бумаги, они принимались плясать, выделывать какие-то пируэты.

Восхищался я своим отцом и в таком отношении. Возьмет он карандаш и лист бумаги, и вдруг на этом листе начинают появляться фигурки людей, различных животных — лошадей, коров, овец. Я и мои друзья-мальчишки разглядывали их словно зачарованные, хотя эти рисунки делались простым карандашом. Лишь немногие, и то понаслышке, знали у нас тогда о масляных красках. Да отец и не мечтал о том, чтобы как-то приобщиться к художественному творчеству.

Любил мой отец поведать членам семьи и родственникам о сражениях, происходивших на полях Маньчжурии в русско-японскую войну 1904–1905 гг. и позже на юго-западном участке русско-германского фронта в период первой мировой войны. Говорил он об этом со знанием дела, так как был участником и той и другой войны. Свои рассуждения он сопровождал «солеными» словами по адресу российских генералов. Называл их фамилии. Помню, как он рассказывал:

— Я всегда любил солдат и тех боевых офицеров, которые делили с нами военные тяготы. А вот в отношении высшего командования русской армии мы, солдаты, выражали недовольство. Мы шли в бой, но всегда не хватало оружия, особенно артиллерии. Постоянно ощущался недостаток боеприпасов. Огневая мощь противника была во много раз сильнее, и потому русская армия несла неизменно тяжелые потери. Я удивлялся:

— Как отец все это помнит?

Обращал я всегда внимание на то, что солдаты, по словам отца, вину за поражение в русско-японской войне возлагали на командование армией, а не на царя.

— Почему? — спрашивал я. Отец, подумав, отвечал:

— Они побаивались обвинить царя напрямую. Да и поговаривали: «До Сибири от Маньчжурии совсем близко — здесь фронт, а там ссылка».

Правда, в этих рассказах все же доставалось негодным правителям.

— В начале войны, — говорил отец, — среди офицеров ходило выражение: «Мы японцев шапками закидаем — нас, русских, больше». А солдаты как бы в ответ заявляли: «Верно. Мы можем закидать японцев шапками, но зачем для этого идти так далеко?»

Молодежь слушала эти рассказы, затаив дыхание.

Я почти не видел, чтобы мой отец не был занят какой-то работой. Даже рассказывая, он не переставал что-то мастерить, строгать, починять, приводить в порядок скромные орудия крестьянского труда — соху, борону и прочее. Если с этим было уже все в полном порядке и если отец не уходил на отхожий промысел, который продолжался, как правило, несколько месяцев, то он и тогда находил себе работу — заготавливал на зиму дрова, собирая в лесу валежник, выкорчевывая старые пни и доставляя все это к хате на лошаденке.

И все же мой отец был немногословным человеком. Он обладал способностью часами заниматься делом в поле, на дворе, на сенокосе, в лесу — на заготовке дров, не говоря ни слова, хотя, как правило, его окружали люди, с которыми, может, и хотелось пообщаться. Просто не любил этого, считал, что разговор мешает трудиться. Мне всегда казалось, что без работы, хотя бы в легком ее виде, он не сумеет жить.

Но бывали случаи, когда он мог позволить себе поговорить: либо со своими в кругу семьи за столом, либо поздно вечером в летнюю пору, когда несколько мужчин собирались возле какого-нибудь дома на завалинке. Там обычно разговор случался мужской. Женщинам не стоило прислушиваться к таким беседам — зачастую они пересыпались и крепкими словечками.

Однажды отец и другие в таком мужском разговоре заспорили о том, какая страна в мире самая богатая. Мнения разделились.

Один говорил, что, пожалуй, Германия богаче других государств, так как германцы — грабители, они ограбили и Россию. Другой заявлял, что богаче всех Америка. Никто из них не называл богатой Россию. Один из участников спора высказал такую мысль:

— У американцев был умный президент, звали его Теодор Рузвельт, он, говорят, хорошо правил страной.

Мой отец высказался следующим образом:

— Америка, пожалуй, богаче других, потому что американцы и чужое богатство прибирают к своим рукам. Теодор Рузвельт был хитрый президент.

Сосед это поддержал.

— Да, Теодор Рузвельт — хитрый и умный президент.

Они говорили, что об этом и в газетах пишут. С детства отложились у меня слова об «умном и хитром» американском президенте.