Памятное. Книга первая

— Конечно, монархия исторически себя изжила. Не сразу, но постепенно руководство тех сил, к которому я имею честь принадлежать, пришло к этому же выводу.

В настоящее время на Западе часто можно услышать лозунг о необходимости свободы мнений в политической жизни любой страны, в том числе и в Советском Союзе. Мы признаем это, но говорим: это должна быть свобода в условиях социалистического общественного строя, во имя благополучия народа, во имя укрепления страны.

А мы тогда выслушивали высказывания о понимании свободы одним из лидеров российского меньшевизма. Надо было, хотя бы коротко, на них ответить. Я сказал:

— Знаете, уже одно то, что мы вас выслушали, кое о чем говорит. Но мы не хотим становиться на путь политической дискуссии. Вы придерживаетесь взглядов, которые никогда не имели перспективы для претворения в жизнь. Судя по всему, вы и сейчас продолжаете верить в кое-что из того, во имя чего меньшевики боролись с Лениным в свое время и внутри страны, и за рубежом.

Тут Дан, стараясь быть спокойным, заметил:

— Я весьма ценю ваше терпение, с которым вы меня выслушали. Мы знаем, что Россия пойдет той дорогой, на которую вступила, — дорогой социализма.

Расстались мы с Даном на этой нотке.

В течение какого-то короткого промежутка времени мы еще получали информацию о том, что Дан и его политические друзья подавали признаки жизни. Но на них в то бурное военное время мало кто обращал внимание. Однако продолжалось так недолго.

23 января 1947 года, открыв газету «Нью-Йорк таймс», я на той странице, где публикуются некрологи, прочитал: «Русский эмигрант, один из бывших лидеров социал-демократической партии Теодор И. Дан умер в 75 лет». В Америке «Федора», как обычно, переиначили в «Теодора».

А дальше в небольшой заметке бесстрастно перечислялись фактологические подробности: «Умер после тяжелой болезни по месту жительства, адрес: 352 Уэст, 110-я стрит». «Родился в Санкт-Петербурге 19 октября 1871 года». «Участник революций 1905 и 1907 г., г-н Дан являлся членом Исполнительного Комитета Всероссийского Совета рабочих и крестьян». Американская газета не утруждала себя точностью названий, и Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет называла как ей заблагорассудится.

Последние несколько строк некролога повествовали о жизни Дана в изгнании: «Почти двадцать лет он являлся членом исполкома Социалистического Интернационала и редактором «Сошиэлист Куриерз» — органа таких же, как и он, эмигрантов. Со времени приезда в США, с 1940 года, издавал ежемесячник «Нью Роуд». Незадолго до смерти выпустил свою книгу «Происхождение большевизма». Он оставил вдовою Лидию О. Дан».

Таков итог жизни бывшего меньшевика — двадцать пять строчек в газете «Нью-Йорк таймс».

К этому можно лишь добавить, что в «Происхождении большевизма» он объявил большевизм «законным наследником русской социал-демократии», а Советский Союз — «главным щитом, который защищает мир от фашизма». Признание интересное, но оно появилось слишком поздно. Ну что же, как говорят, лучше поздно, чем никогда.

Беседа с Бенешем в «Блэйр-хаузе»

Доводилось мне встречаться и с представителями вчерашнего дня не только нашей, но и других стран. В то время, когда такие встречи происходили, вчерашний день для некоторых из них еще не наступил. Хорошо, например, отложилась в памяти встреча с Эдуардом Бенешем, президентом буржуазной Чехословакии.

Вашингтон, май 1943 года. В США из Лондона с визитом прибыл Бенеш. Он — президент в эмиграции. И правительство Чехословакии тоже тогда находилось в эмиграции. Бенеш прилетел из Англии с целью встретиться с Рузвельтом и вообще почувствовать политическую атмосферу американской столицы, узнать, как мыслят себе за океаном будущее Европы, и, конечно, в первую очередь судьбу Чехословакии. Это происходило в тот период, когда чехословацкий народ жадно прислушивался к вестям с Востока, следил за тем, как Красная Армия уже начала бить гитлеровцев и продвигалась на Запад. У народов Европы появилась уверенность в том, что их избавление от фашистского ига придет с Востока.

Пока правительство и президент находились далеко за пределами страны, чехословацкий народ вел борьбу с фашизмом: ширилась партизанская борьба на территории протектората Чехии и Моравии, а также против формально независимого, но, по существу, профашистского режима в Словакии.

— Андрей Андреевич, вас к телефону, — это говорит сотрудник посольства.

Беру трубку.

— Мистер Громыко, — слышится голос знакомого клерка из «русского стола» государственного департамента. — С вами хотел бы побеседовать президент Чехословакии Бенеш.

Я дал согласие.

В согласованное время прибыл в Блэйр-хауз — официальную правительственную резиденцию для высокопоставленных иностранных гостей. Этот построенный в старом американском стиле трехэтажный особняк находится практически рядом с Белым домом. В нем останавливались каждый раз и советские руководящие деятели во время визитов в Вашингтон.

Встретил меня невысокого роста человек, на вид лет шестидесяти, не более. Он заявил: