Памятное. Книга вторая

Вот почему, несмотря на попытки людей типа Садата умалить значение деятельности Насера, политика, проводившаяся им, чувство ответственности перед страной и умение выбирать для нее искренних друзей будут освещать египетскому народу путь в будущее, и притом ярче, чем тот солнечный луч, который в определенный час дня врывается в таинственную глубину древнего храма, или тот, который проникает в темное подземелье гробницы.

Миражи и падение Садата

История Египта богата событиями и насыщена неожиданными поворотами, взлетами и падениями в судьбе этой страны. История и распорядилась, чтобы на смену Насеру пришел Анвар Садат. Первый из них показал образец борьбы за безопасность и законные интересы Египта, за права арабов. Второй же продемонстрировал поистине изумительную способность к пренебрежению прежде всего жизненными интересами самого Египта, коренными нуждами арабов.

Удивительнее всего то, что Садат в то время, когда лидером египетского народа оставался Насер, считался преданным ему человеком. Но те, кто действительно хорошо знал Садата, всегда относились к нему с настороженностью.

Люди, осведомленные об обстановке в египетском руководстве того времени, рассказывали, что Насер не вполне доверял Садату как политическому деятелю. По крайней мере известно, что Насер не делился своими особо важными планами с ним даже тогда, когда тот занимал пост первого вице-президента.

Об идейных взглядах и уровне политического мышления Садата можно судить по его политическим увлечениям. Он в свое время занимался террористической деятельностью, сотрудничал с реакционной организацией «Братья-мусульмане», симпатизировал Гитлеру и его звериной философии, восхищался социал-демократическими деятелями крайне правого толка, проявлял себя как ярый противник коммунистической идеологии. А погиб он, по иронии судьбы, от рук религиозных фанатиков из той же самой организации «Братья-мусульмане», с которой одно время находился в тесной связи.

До советского руководства доходили сведения о Садате, характеризовавшие его далеко не с положительной стороны. Надо полагать, что это становилось известно и Насеру. Уже тогда от нашего внимания не ускользало то, что во время советско-египетских встреч на самом высоком уровне Садат почти не высказывался, больше отмалчивался.

Вспоминаю поездку в Александрию. Это имело место в мае 1964 года при посещении Египта советской делегацией во главе с Хрущевым. В основной машине кортежа, отправившегося из Каира, находились Хрущев и Насер. В следующей — я и Садат. Так как путешествие заняло с небольшими остановками что-то около трех часов, то для разговоров времени предоставлялось немало.

Мой собеседник оказался очень словоохотливым человеком. Чувствовалось, что главной его задачей было повторять в разных вариациях одну и ту же мысль:

— Египет и СССР — настоящие друзья. Садат говорил:

— Египет и его руководство всей душой преданы дружбе с Советским Союзом и восхищаются его успехами в строительстве социализма.

Казалось, вот-вот он провозгласит лозунг:

— Да здравствует социализм в Египте!

Лозунга такого Садат не произнес, но он не переставал говорить:

— Египетское руководство ведет дело к тому, чтобы хозяином страны, как и в СССР, был народ, а не какая-то узкая группировка в обществе.

В свою очередь я заявил ему:

— Народ каждой страны, конечно, сам избирает тот общественный строй, при котором он желает жить. Но мы, советские люди, естественно, сочувствуем успеху социализма и уверены в том, что будущее мира лежит на путях социалистического преобразования общества.

Садат отвечал на это:

— Такая перспектива нас совсем не пугает. Мы и сами в Египте делаем кое-что из того, что можно расценить как зародыш социальных преобразований, которые обычно проводятся в странах, встающих на путь социалистического развития.

На мой вопрос Садат уточнил:

— Я имею в виду появление в египетской деревне хозяйств, которых земля и средства производства находятся, по существу, собственности государства, а не в частной собственности.

Кстати сказать, в этой поездке наша делегация посетила в северной части Египта одно такое хозяйство, которому передали советскую технику. Но из того, что мы увидели и узнали, трудно было понять, какое социальное лицо у этого и подобных ему хозяйств. Да, видимо, происходившее оставалось не более чем на стадии какого-то эксперимента.

Мы так увлеклись разговором с Садатом на тему о советско-египетской дружбе, что чуть не проглядели мираж, который возник перед нами, когда автомашины находились уже сравнительно недалеко от Александрии. Перед глазами вдруг предстал берег Средиземного моря, и я сказал вице-президенту:

— Смотрите, вот уже и берег Средиземного моря. Садат спокойно ответил:

— До моря нам предстоит проехать еще более десятка километров.

— Так вот же впереди виден его берег, — настойчиво повторил я.

Собеседник пояснил:

— Это не берег, а самый настоящий мираж, который в этих широтах наблюдается нередко.

Это был первый и единственный случай в моей жизни, когда видел подобное явление.