Памятное. Книга вторая

По рассказам о Горьком можно было понять, что Чуковский считает его своим кумиром. Казалось, что он о нем может говорить без конца. Но в то же время я заметил, что, говоря о Горьком, он, в отличие от высказываний о Репине, не упоминал о физическом состоянии этого человека. Поэтому я спросил:

— А что вы знали о состоянии здоровья Горького? Он сказал:

— Горький давно страдал серьезным недугом. Болезнь была связана с легкими. Поэтому он часто выезжал за пределы Москвы, в частности, по предписанию врачей, в Крым, в район Фороса.

Чуковский знал Горького с дореволюционных времен и неизменно им восторгался.

— Этот человек, — утверждал он, — самозабвенно отдавал себя литературе. У него случались проявления влюбленности только в трех случаях: когда он начинал говорить о детях, замечательных людях и книгах.

Он замолкал, мы делали несколько шагов по дорожке парка, и снова, вспоминая Горького, увлеченно говорил:

— А как он помогал литераторам! Он их пестовал, как садовник — цветы. Помню, Алексей Максимович в последний год жизни, уже тяжелобольной, прислал мне длинное письмо, в котором давал ценнейшие советы, как мне надо писать книгу для школьников. Я, не зная, что он так болен, обратился к нему за советом. А он из своего и без того ограниченного времени уделил мне немало, чтобы написать ответ. И к тому же предложил свои личные деньги, чтобы я год-два мог спокойно заниматься книгой и при этом не нуждаться материально. Удивительнейший был человек!

Затем Корней Иванович обобщил свое мнение:

— Подобное письмо для Горького вовсе не считалось исключением. Наоборот, его можно объявить правилом. Кто бы из литераторов к нему ни обращался, всегда мог рассчитывать на совет и участие. Таким вот простым и обязательным в ответах на письма был этот маршал советской литературы.

Сам подивился пришедшему ему на ум слову, а потом повторил:

— Да, маршал… Выше его у нас в советской литературе нет никого.

Образ понравился и мне.

Конечно, литераторов нельзя сравнивать с военными, а литературу — с армией. Давно известно, что литература страны тем и хороша, что в ней много литераторов, разных по опыту, таланту, жанрам, в которых они работают. Но все же нет-нет да и говорим мы «армия литераторов», «армия писателей».

Картинки из жизни Павла Корина

Хорошо я знал Павла Корина. Познакомился с ним близко. О его заслугах можно говорить много. Не случайно ему присвоили высшее для представителя изобразительного искусства почетное звание «Народный художник СССР». Известен он был как реставратор картин Дрезденской картинной галереи. Его прекрасные мозаики украшают в Москве станцию метрополитена «Комсомольская-кольцевая», а лучшие картины выставлены в Государственной Третьяковской галерее.

Он довольно поздно начал создавать свои собственные полотна, но то, что им сделано, — шедевры. Их отличают строгость, точность рисунка, монументальность замысла, цельность формы, внутренняя напряженность изображенных персонажей. Он проявил себя и как прекрасный портретист. В портретах людей, написанных им, можно почувствовать и волевую собранность, и высокую одухотворенность.

Талантливый художник оставил глубокий след в истории советской живописи. Его картины широко известны: могучие, плечистые русские богатыри, уверенные в своей силе, спокойно и гордо смотрят с его полотен. Так и кажется, что любой из них вот-вот заговорит и скажет:

— Стояли и стоять будем за свою землю, за родину. Весь мир должен об этом знать.

Художником его считали оригинальным и неповторимым. Огромное влияние на весь творческий путь живописца-самородка оказал тот факт, что он родился в славном Палехе. Там же среди палешан-иконописцев выделился своей серьезностью и проявил упорное желание учиться живописи и дальше.

Палех и сегодня — тот знаменитый поселок, без искусства которого наша культура была бы беднее. И ныне слава его художников ничуть не поблекла. Скорее наоборот. До революции в Палех ездили прежде всего за иконой редкой красоты. Теперь весь мир ценит его за неповторимую роспись изделий. Каждый, кто рассматривает творения палехских мастеров, неизменно выражает восхищение исключительной красоты пейзажами или жанровыми сценками, сотворенными в знаменитых художественных мастерских.

Познакомился я с Павлом Кориным в начале шестидесятых годов — мы как-то вместе отдыхали в Подмосковье. Он глубоко знал все течения в изобразительном искусстве. Мог часами негромким спокойным голосом в свойственной ему протяжной манере рассказывать о творчестве художников, принадлежавших к разным направлениям. Казалось, что он черпает темы для рассказа из какого-то неиссякаемого источника. По ходу беседы он не раз вдавался и в воспоминания.

Кое-какие картинки из его рассказов я по памяти записал и хотел бы воспроизвести.