Памятное. Книга вторая

— Не могли бы вы принести несколько местных книг, которые можно было бы прочитать или по крайней мере полистать в свободное от официальных мероприятий время.

Книги принесли. Среди них оказалась автобиография М. Ганди.

Насколько позволяло время, я пробежался по ее страницам и наткнулся на весьма любопытную деталь.

Автор описывал, как однажды он ехал в поезде и читал произведение Л. Н. Толстого. Вдруг его осенила мысль: а почему бы не последовать призыву русского писателя, с которым тот обратился к людям, — не противиться злу насилием? Тем самым Толстой дал М. Ганди импульс к формированию им своей индийской философии непротивления. Об этом М. Ганди откровенно пишет в своей автобиографии.

Великий Октябрь, открывший новую эру в истории человечества, явился и мощным стимулом для подъема национально-освободительной борьбы народов колониальных и зависимых стран, в том числе Индии, демократические круги которой восприняли нашу революцию с воодушевлением.

Основатель Советского государства — В. И. Ленин с гениальной прозорливостью предсказал, что наступит такое время, когда народы Востока обретут независимость, «поднимутся как самостоятельные участники, как творцы новой жизни» и примут участие «в решении судеб всего мира». Он подчеркивал необходимость протянуть руку дружбы и братства индийскому и другим народам Востока.

Страна Советов неизменно проявляла солидарность с борьбой народа Индии за свою свободу, против колониального ярма. СССР приветствовал рождение в 1947 году независимой Индии. В том же году между нашими странами установились дипломатические отношения.

На общее направление внешней политики Индии еще в период ее становления как суверенного государства наложили глубокий отпечаток взгляды таких столпов борьбы за независимость, как Махатма Ганди и Джавахарлал Неру.

С Махатмой Ганди мне встретиться не пришлось. По поручению Москвы я выступил с выражением соболезнования в Совете Безопасности ООН, когда в 1948 году убийца совершил свое злодеяние и весь мир содрогнулся от этого преступления.

Джавахарлал Неру

Мне довелось неоднократно встречаться с Джавахарлалом Неру и в Дели, и в Москве, и в Нью-Йорке — под крышей ООН. Мое твердое убеждение — он являлся выдающейся личностью. Человек большого и сильного ума, крупного масштаба политик, историк, философ. Прежде всего обращала на себя внимание его эрудиция. Особенно наглядно это проявлялось, когда ему приходилось защищать свою философию и политику. Он обнаруживал также неиссякаемый запас неприязни к колониализму. В значительной степени на этом и основывалась его оценка международной обстановки.

Наблюдал я Неру в различных ситуациях: во время выступлений на митингах, в часы проведения политических бесед. На одной из сессий Генеральной Ассамблеи ООН у меня с Неру состоялась доверительная беседа.

На митингах перед аудиторией представал трибун, но он покорял людей не силой и тембром голоса, не жестами, а логикой и глубиной мысли. Мне довелось присутствовать на митинге, где собрались сотни тысяч жителей индийской столицы. Они ловили каждое слово Неру, а эти слова оратор хорошо продумал, слил в образные и меткие фразы. В его речи звучали жесткое осуждение империализма и призыв к дружбе с Советским Союзом и его народом. Неру решительно подчеркивал, что будущее Индии лежит на путях мира и мирного сотрудничества с другими государствами. Сотни тысяч людей бурно реагировали на места в речи премьер-министра: с негодованием, когда он осуждал империализм, с восторгом, когда он говорил о дружбе с Советским Союзом.

Беседы с Неру всегда проходили в обстановке непринужденности. Он не злоупотреблял броскими словами и выражениями, не давал простора эмоциям. Его манеру вести диалог я бы назвал кратко — спокойная рассудительность. Он нанизывал аргументы один за другим, чтобы доказать правильность своей мысли или идеи. И становилось понятным, что этот человек не признает скороспелых идеек, что все излагаемое им продумано, стало как бы концентрированным опытом его прошлого.

Неру почти никогда не делал заранее заготовленных письменных заявлений. Я, например, не помню ни одного такого случая. Он импровизировал, свободно подбирал выражения и слова, в которые облекал свою мысль. Но это — импровизация с определенными выводами, над которыми политический деятель такого масштаба обычно думает заранее, а иногда и думает всю жизнь.

Судьба приучила Неру обдумывать проблемы наедине с самим собой. Такая привычка выработалась, когда в период английского колониального господства его заточили на долгие годы в камеру-одиночку. Более десяти лет провел он в заключении — за массивными воротами тюрьмы. Может, с тем жестоким одиночным заключением и связывалась его необычная привычка: иногда он во время беседы неожиданно умолкал и некоторое время сидел неподвижно с полузакрытыми глазами, как бы углубляясь в себя.