Конечно, оба посла, с одной стороны, понимали, что разговор предстоит серьезный. С другой стороны, мы испытывали немалое напряжение, так как знали, что каждое слово, произнесенное и мной, и Федором Тарасовичем, будет взвешиваться со всей строгостью. Возможно, оно будет и своеобразным испытанием. Хотя мы оба уже не раз встречались не только с Молотовым, но и со Сталиным, но эта встреча являлась особой. Она происходила в ходе конференции глав трех держав. Ее решения должны были иметь огромное значение на весах истории.
Мы вошли. В кабинете находились Сталин и Молотов. По всему мы видели, что они уже обменивались мнениями о тех вопросах, которые предстояло обсудить с двумя послами.
Сталин, обращаясь к Молотову, спросил:
– Не следует ли пригласить еще Вышинского и Майского?
Вышинский тогда был первым заместителем министра иностранных дел СССР, а Майский находился на положении советника делегации во время конференции.
Молотов высказал сомнение:
– Вряд ли следует. Поскольку Майский не справился с задачей обеспечить подготовку качественных и обоснованных материалов по вопросу о германских репарациях в пользу Советского Союза, то я уже имел с ним на этот счет серьезный разговор здесь в Потсдаме. Едва ли от него можно будет ожидать каких-либо полезных предложений и сегодня.
Скажу прямо, меня удивила резкость высказывания Молотова о Майском.
Хотя дня за два до этой встречи я присутствовал на рабочем совещании у Молотова, где Майскому крепко досталось в связи с тем же вопросом о репарациях.
– Что касается Вышинского, – продолжал Молотов, – то он должен сегодня же подготовиться к обсуждению с представителями США и Англии вопроса о том, как разделить уцелевший германский торговый флот между тремя державами. Поэтому лучше дать ему возможность подготовиться к той встрече. Кстати, оба посла – и Громыко и Гусев – обязательно должны быть с Вышинским во время совещания по вопросу о разделе торгового флота Германии.
Сталин с этим мнением согласился.
Гусев и я понимали, что он вызывает для беседы по вопросам, имеющим важное значение.
Первый вопрос Сталин задал как бы между прочим:
– А как все-таки насчет германских репараций в пользу Советского Союза?
Молотов сразу же вмешался и напомнил, на чем примерно союзники закончили обсуждение этого вопроса в Крыму, во время Ялтинской конференции. Он резко высказался по поводу позиции Черчилля. Молотов говорил:
– Черчилль явно задался целью не допустить согласованного решения по данному вопросу. Все же, по-моему, в Потсдаме необходимо вновь его обсудить и со всей категоричностью потребовать какую-то ощутимую компенсацию Советскому Союзу за колоссальные разрушения в нашей экономике, которые произвели гитлеровцы в ходе войны и оккупации.
Сталин полностью согласился с Молотовым и заявил:
– Позиция Англии да, по существу, и США по этому вопросу является несправедливой, аморальной. Так не ведут себя настоящие союзники.
Если бы США и Англия даже согласились на возмещение Советскому Союзу хотя бы части нанесенного ущерба, – сказал он далее, – то все равно Советский Союз был бы обделен. И обделен потому, что с германской территории, оккупированной англо-американскими войсками, уже усиленно вывозится лучшее оборудование в США. Прежде всего это относится к оборудованию с соответствующей документацией из разного рода технических лабораторий, которых на территории Германии было довольно много. Позиция Англии и США по этому вопросу бесчестная. Не знаю, как отнесся бы Рузвельт к этому вопросу, если бы он был жив. Но что касается Трумэна, то по всему видно – понятие справедливости во всем этом важном деле ему незнакомо. Тем не менее вопрос о репарациях должен быть обсужден в Потсдаме. Он является принципиальным.
– Товарищи Громыко и Гусев, – сказал Молотов, – еще накануне Ялтинской конференции принимали участие в проработке некоторых вопросов о репарациях. Пусть выскажутся.
Я сказал:
– Позиция Советского Союза по данному вопросу является обоснованной и убедительной, и, по моему мнению, ее необходимо защищать и в Потсдаме. Надо, конечно, повторить наше требование о значительной компенсации в пользу Советского Союза в связи с колоссальными разрушениями, причиненными нашей экономике гитлеровцами. Но реально ни США, ни Англия явно не хотят серьезно даже обсуждать вопрос о такой компенсации. Поэтому, наверное, было бы правильно повторить нашу крымскую позицию о какой-то существенной компенсации в виде репараций в пользу Советского Союза. Сдавать позиции без боя в этом политическом вопросе нам не следует. Ведь он же является вопросом исключительной важности. К тому же он очень интересует советских людей.
То же мнение высказал и Гусев.
Из слов Сталина и всех участников данной встречи было видно, что надежды на благоприятный исход обсуждения в Потсдаме вопроса о германских репарациях нет. Но на обсуждение советская делегация нацеливалась, хотя чувствовалось, что оно, видимо, будет безрезультатным. Так впоследствии и получилось.
Затем в беседе Сталин затронул вопрос, который, собственно говоря, являлся основным на той встрече.