Памятные годы (избранные главы)

Тут сослужила мне службу моя общественно-музыкальная деятельность, которую я не прекратил, приступив к работе в большевистском подполье.

По-прежнему я активно участвовал в устройстве воскресных чтений и концертов в Волковой Деревне и в других рабочих районах. Репетиции к этим концертам проводились в нашей квартире. Дворник знал об этом, так как я не раз поручал ему перевозить пюпитры и инструменты для музыкантов. А то, что дворник не догадывался об истинной цели происходивших у меня собраний, было очень важно. Охранка часто поручала дворникам слежку за внушающими подозрение жильцами.

Постепенно программа воскресных чтений расширялась. Мы устраивали и спектакли. На репетициях читали пьесы с большим количеством действующих лиц. В гостиной раскладывали огромный стол, торжественно покрывали его зеленым сукном. Вокруг стола рассаживалось с книгами в руках человек десять-пятнадцать студентов и курсисток. Моя мать радовалась всему этому, так как сама очень увлекалась культурно-просветительной и филантропической деятельностью. А о том, что скрывается за этими репетициями, она тогда еще не знала.

Из гостиной участники репетиций выходили в одиночку или небольшими группами в мою комнату покурить, побеседовать. Здесь и совершалось то, ради чего главным образом проводились репетиции. Мои гости быстро раздевались и обертывались литературой. Музыканты часто уносили литературу в футлярах из-под виолончелей и скрипок.

Однажды возникла необходимость срочно в течение одной ночи разнести по районам Петербурга большую партию нелегальной литературы, доставленную на нашу квартиру.

Жил я тогда вдвоем с матерью. Кроме нас в квартире находились горничная и кухарка. Мою комнату отделяли от комнаты матери большая гостиная и столовая. В конце коридора были расположены кухня и комната кухарки. Я закрыл все двери, спустил тяжелые портьеры. Горничная была до некоторой степени в курсе моих подпольных дел. Брат ее являлся рабочим одного из питерских заводов, и она хвалила меня за то, что я стоял за "рабочего человека", очень хорошо ко мне относилась и даже иногда припрятывала у себя под матрацем нелегальную литературу. Я ее предупредил, что ночью ко мне придут товарищи, я сам открою

им Двери и провожу их, но никто из домашних не должен об этом знать.

Когда в доме всё затихло, я сложил в своей комнате и в гостиной пакеты с литературой, приготовил жбаны с керосином, чтобы в случае внезапного обыска можно было быстро сжечь литературу в камине и печке. Во входных дверях я пробуравил отверстие, через которое продел веревку с наружной петлей. Когда тянули за петлю, дверная ручка, к которой была привязана веревка, слегка шевелилась, и я знал, что пришли ко мне. Все товарищи были строго предупреждены, что звонить не надо.

Всю ночь товарищи приходили, обертывались литературой или привязывали ее под платьем. Всё шло гладко, но часов в пять утра кто-то, очевидно забыв о предупреждении, нажал кнопку электрического звонка. Мать проснулась. Накинув капот, она вышла в столовую и очень испугалась, увидев, что портьеры во всей квартире спущены. Войдя в гостиную, заметила свет в передней. Не успел я проводить двух последних товарищей, как портьеры раздвинулись, и я увидел мать, стоящую в дверях:

- Что случилось? Кто эти люди? Почему ты не спишь?

- Не беспокойся, мама. У меня неожиданный спектакль, всю ночь мы репетировали... Ложись спать...

К утру я придумал пространное, вполне правдоподобное объяснение, мать окончательно успокоилась.

Хочется рассказать о комическом эпизоде, случившемся в нашей квартире. Моя мать очень робела перед Еленой Дмитриевной Стасовой, которая часто приходила ко мне по партийным делам. Хотя мать и не знала тогда ничего о нашей подпольной работе, она всё-таки что-то чуяла и испытывала тревогу. Пытаясь что-либо выведать, мать частенько заводила с Е. Д. Стасовой разговор, задавала всякого рода вопросы, но Елена Дмитриевна, отвечая на них, лавировала с поистине дипломатической ловкостью и ставила мою бедную мать в тупик. Однажды мать призналась мне:

- Знаешь, Коля, когда я разговариваю с Еленой Дмитриевной, мне кажется, что она меня считает просто дурой, да и сама я чувствую себя ужасно глупой.

Но однажды произошел случай, который помог моей бедной матери избавиться от робости перед Еленой Дмитриевной. К нам на квартиру прибыл большой груз с нелегальной литературой. Нужно было немедленно вынести его из квартиры и доставить на наши склады. Все товарищи работали с большим напряжением. Пришла за литературой и Елена Дмитриевна. А вскоре после нее явился и один из наших активных товарищей - Николай Николаевич Штремер.

Литературу товарищи получали, конечно, в моей комнате. Елена Дмитриевна должна была раздеться. Штремер и я стали лицом к окну, а Елена Дмитриевна принялась за дело. Спрятаться ей было негде, так как в глубине комнаты стоял лишь маленький китайский столик.