Памятные встречи

Сорокопуты меня не раз поражали своими разбойничьими наклонностями. Вспоминаю: мы подъезжали к селу Узун-Агач. По асфальтовому шоссе впереди шла колонна грузовых машин. Обгон был невозможен: навстречу тоже шли грузовики. Пришлось сбавить скорость. С обеих сторон шоссе росли деревья. С них через дорогу в обоих направлениях перелетали воробьи. Кое-где виднелись и многочисленные скопления их гнезд. Неожиданно впереди нас с придорожного кустика на асфальт упал какой-то трепещущий комок перьев и помчался поперек пути. Я остановил машину, выскочил из нее. То, что я увидел, было необычным. С дороги в кювет по земле рыжехвостый сорокопут жулан тащил мертвого воробья. Ноша для него оказалась нелегкой, и подняться с нею в воздух он не мог. Отчаянный разбойник испугался меня, бросил добычу и взлетел на дерево. Я поднял воробья. Птица была еще теплой. На ее голове зияла глубокая рана. Не было сомнений, что сорокопут только что расправился с ней.

Какой все же он отважный!

В Уссурийском крае, где прошло мое детство, в пригородных зарослях лещины, дикой яблони и боярышника водилось много рыжехвостых сорокопутов. Однажды сорокопут ухитрился пригвоздить к шипам на ветке боярышника молоденького бурундучка, основательно раздолбив ему голову. Так что крупная добыча для него не редкость!

Как-то в глухой пустыне Сарыишикотрау я увидел из окна машины летящего большого сорокопута. За ним трепыхалась в воздухе длинная узкая белая ленточка. Птица летела медленно, видимо, ноша изрядно мешала полету. Показалось, что ленточка или, быть может, веревка случайно запуталась в ногах птицы, и вот теперь ей, бедняжке, приходилось нелегко.

Остановив машину, я бросился вслед за сорокопутом. И вдруг ленточка упала на землю. Когда я подошел к ней, то увидал молодою стрелу-змею. Это изящное пресмыкающееся — типичная обитательница пустыни. Она очень быстра в движении, ее главная добыча — ящерицы. У «стрелки» была расклевана голова, полуживая, она судорожно извивалась, сворачивая кольцами и расправляя свое стройное и тонкое тело.

Не ожидал я, что сорокопут охотится за змеями, да еще и может носить их по воздуху.

По-видимому, стрела-змея не случайная добыча маленького хищника. Через несколько лет, проезжая по шоссе из Капчагая в Сарыозек, я увидел ту же самую картину: сорокопут летел над зарослями саксаула с убитой им молодой стрелой-змеей. Почерк работы разбойника не изменился: у змеи была расклевана голова.

Сорокопуты — заботливые родители. Они заранее заготовляют пищу, накалывая на острые шипы растений насекомых. На дачном участке в густых зарослях жимолости и дикого абрикоса поселился сорокопут. Сосед по даче негодовал:

— В прошлом году тут соловей жил. Так распевал, так распевал! А нынче место заняла эта скрипучка!

Сорокопут, действительно, казался мрачным, сварливым и обладал неприятным голосом. Никого из птиц он не подпускал к зарослям. Больше всего от него доставалось воробьям. Вскоре на коротеньких сучках яблонек и урюка появились наколотые насекомые. Кобылки, жуки-навозники, хрущи, бабочки торчали в самых разных позах. Это была его работа.

Больше всего мне было жаль бабочку-стеклянницу, красавицу с чудесными, прозрачными, как стеклышко, крыльями. Где он ее разыскал, такую редкую! Несчастную бабочку вскоре обнаружили муравьи-тапиномы. Собрались толпой, прогрызли в брюшке дырочку, добрались до провианта и… пошла заготовка! Так и сновали вверх и вниз по дереву тапиномы. Появились муравьи кое-где и на других трофеях сорокопута.

Каждый день я собирался сфотографировать картинку муравьиного пиршества, но все мешали разные дела. Мало ли хлопот у дачника в разгар сезона.

Еще было интересно, долго ли просуществует коллекция насекомых сорокопута, воспользуется ли он ею или его запасы растащат муравьи.

Отцвели тюльпаны. Загорелись красные маки. Заголубел мышиный горошек. Из кустов жимолости все громче и громче стали раздаваться крики сорокопутов. Вскоре появились и молодые сорокопутята. Они были такими же крупными, как и родители. Неумелые и неловкие, они сидели по кустам и кричали во все горло, беспрестанно требуя корма. Один из них, самый горластый, кричал больше всех. Иногда птицы с жалобным писком бросались на пролетавших мимо воробьев, скворцов и даже удодов, очевидно, намереваясь получить от них подачки и не умея отличить от чужаков своих родителей.

Вот тогда неожиданно и исчезли с деревьев все ранее наколотые насекомые. Запасы, оказывается, делались заботливыми родителями не зря. Исчезла и стеклянница, наполовину объеденная муравьями, я даже не успел ее сфотографировать.

Другая замечательная коллекция насекомых, собранная сорокопутом, встретилась мне в небольшом тугайчике у реки Арысь. Мы мчались по шоссе издалека, торопясь домой. Вокруг тянулась бесконечная равнина, поросшая травами пустыни. И вдруг вдали показались желтые, высокие, как крепостные стены, лессовые обрывы, мелькнула река и послышался чудесный запах цветущего лоха. Мы соскучились по воде, по густой зелени, по деревьям и решили остановиться. А потом этот удивительный аромат лоха!