Памятные записки (сборник)

Солженицын интересовал Д. С. пристально, пожалуй, как никто из современников. Ведь именно Александру Исаевичу в глухую пору безгласности выпало стать средоточием и эпицентром политических, социальных и метафизических страстей. Казалось, так и стоять ему – глыбисто, победительно и единственно. Вот эта единственность и, стало быть, неподвластность суждению более всего огорчала ли, возмущала ли, во всяком случае удручала Д. С. – при всем восхищении и уважении к выдающимся литературным и человеческим заслугам Солженицына. Он остро ощущал неправильность и пагубность, как для развития общественной мысли, так и для движения литературы, магии – пусть великой, пусть замечательной, но – одной фигуры, по нашей российской привычке возведенной на пьедестал для неприкасаемых. Возможно, от этого чувства – некоторая резкость формулировок, не то чтобы несвойственная, а указывающая на глубинную задетость за живое.

Когда появился «Архипелаг ГУЛАГ» – маленькие, карманного формата томики последовательно просачивались через кордон, как если бы это было в порядке вещей, – Д. С. сразу понял: вот оно, главное и безусловное, «просветительское» дело Александра Исаевича. Но отозвался кратко.

Аналитическим центром были все те же мучительные раздумья о будущих путях России, неснятый и неразрешенный вопрос вопросов: «куда ж нам плыть?» Справедливости ради надо сказать, что непредубежденность позволяла Д. С. и пересматривать какие-то из сложившихся установок. Вот что он пишет в последнем письме к Л. К. Чуковской: «У эстонцев есть свой простой национальный план – отделиться. В России такого плана нет. По существу, идет извечный спор славянофилов с западниками. Но славянофилы и западники уже не те, что в XIX веке. Из славянофилов получились хулиганы, а из западников – люди моды. Если в кулаки пойдет, западникам несдобровать. Пора разумным людям соединить воедино два проекта – Сахарова и Солженицына. Я прежде недооценивал конструктивные стороны плана А. И.».

Солженицынская глава была оставлена вниманием до эпохи говорения. Не исключено, что тональность ее могла бы видоизмениться. Но написано то, что написано. Другим ему уже не быть. Образ Солженицына, «героя нашего времени», как он получился у Д. С., отражает, быть может, не только его симпатии и антипатии, а и само становление времени и духовного его обустройства.

Г. И. Медведева

Эссе – Девять заметок – Аврора. 1992. № 7; полностью – ПЗ. Приводим предисловие публикатора.