Памирские рассказы

– Музаффар идёт со мной – остальные остаются здесь и без моей команды не двигаются, – свирепо добавил он.

– Итоат Соиб, итоат Соиб (Слушаюсь хозяин, слушаюсь хозяин – язык дари), – послышались тихие и робкие голоса афганцев и они, переговариваясь шёпотом, присели у своих лошадей.

Саидбек и Музаффар (парень с обритой наголо головой), пригнувшись и прижавшись к склону горы, воровато направились в сторону кишлака.

Саидбек – старый волк – хорошо знал, что сейчас в кишлаке мужчин нет. В это время, в середине августа, все они были на сенокосе. Спрятавшись за небольшой горный выступ и прищурив свои красноватые глаза, он стал изучать селение, как волк, выискивая себе добычу.

На крыше ближайшего дома какая-то старуха перебирала сушеные ягоды тута. Во дворе плакала маленькая девочка. В небогатом огороде к яблоне была привязана белая коза с полным выменем молока. На крики плачущего ребенка из чида (дома) выбежала красивая женщина на вид лет тридцати пяти. Она, видимо, куховарила, так как держала в руках деревянный половник. Из-под памирской тюбетейки выбивались огненно рыжие волосы.

У Саидбека загорелись глаза. Мысленно он уже наметил себе цель и составил свой злодейский план. Он обратил внимание, что все дома располагались далеко друг от друга, и почти в каждом дворе была на привязи домашняя скотина. Вокруг можно было увидеть лишь женщин и молодых девушек. Мужчин не было видно совсем, если только не считать седого старика, сидевшего на бревне у дальнего дома и ножом вырезавшего деревянные ложки.

Саидбек взглянул на Музаффара и плетью указал на дальние дома, а затем той же плетью указал на него, что означало: «Эти дома твои». Парень молча кивнул.

– Назад, – тихо проговорил Саидбек. Музаффар подобострастно повиновался ему.

Когда они вернулись к группе, главарь быстро раздал всем указания. Разбойники оседлали лошадей и по команде Саидбека с дикими криками неожиданно налетели на кишлак. Своими действиями афганцы чем-то напоминали беспощадные татаро-монгольские орды.

В селении поднялся неистовый крик и плач женщин. Налётчики, как волки, сновали между домами и своими саблями разрубали верёвки, державшие на привязи скотину. Они хватали молодых девушек и всё, что попадалось им под руки: казаны, посуду, мешки с мукой и сушеными фруктами. Самой ценной добычей считались деревянные кадки с топлёным сливочным маслом.

Старика, сидевшего на бревне, кто-то пнул. Он упал и не мог подняться на ноги, а лишь приговаривал: «Э мардум, гас макинаф (О, люди, не делайте этого – хуф. диал.)!» – и слёзы катились по его морщинистым щекам. Но на него никто не обращал внимания.

Злодеи, боясь, что мужчины могут вернуться с сенокоса, трусливо оглядываясь в сторону гор, спешили побыстрее убраться.

– Назад, вниз, – послышался грозный голос Саидбека, который плетью начал стегать своих же сотоварищей. Поперёк его коня лежали набитые добычей мешки. К стремени он привязал ту самую рыжеволосую женщину, выбежавшую на крик плачущей девочки. Другие налётчики тоже вели на привязи молодых девушек и женщин, среди которых были и десяти-двенадцатилетние девочки. Они горько плакали, приговаривая: «Моди, моди, па, па» (мама, папа). Но бессердечные налётчики не проявляли ни малейшей жалости к бедным хуфцам. Они плетью, как стадо овец, погнали пленниц вниз.

– Едем в Вамар, – крикнул своим беззубым ртом Саидбек. – Гургбачча, Шикамба, – позвал он двух мужиков с ружьями в руках. – Останетесь здесь на полчаса на случай, если будет погоня за нами. Затем возвращайтесь в Вамар. Мы будем в доме у Мирзобека, у речки.

И вся свора воров-налётчиков направилась вниз, погоняя коров и коз вместе с бедными, горько плачущими пленницами. Громче всех рыдала рыжеволосая женщина.

– У меня остались маленькие дети, пожалуйста, отпустите меня, – умоляла она. Но вместо сожаления получила лишь удар плетью по спине.

Группа всё дальше и дальше удалялась от кишлака. Плач утихал. Погони не было.

С вашего позволения, дорогие мои читатели, я остановлюсь на этом месте, и мы вернёмся в опустошённый кишлак Хуф.

У старика высохли слёзы, хотя он продолжал беззвучно всхлипывать. Недоструганные ложки были разбросаны вокруг. Плачущие старушки и маленькие детки столпились вокруг него, как цыплята возле курицы, когда возникает опасность. Старик пытался всех утешить, понимая, какое ужасное горе настигло его односельчан.

– Зафар биц, – подозвал он к себе белобрысого мальчишку лет восьми, – беги наверх, позови мужиков.

Косцы добрались до кишлака только к вечеру и некоторые из них, издали заметив следы набега, побежали к своим разграбленным жилищам.

Я не буду описывать, что происходило в их сердцах. Видеть безутешно плачущих мужчин – это очень печальная картина…

Среди них особенно выделялся молодой крепкий парень с огненно-рыжими волосами. Его звали Садриддин. Оказалось, та рыжеволосая женщина, которую увёз за собою сам Саидбек, была его матерью, а седая старушка, перебиравшая тутовник на крыше дома, была его бабушкой.