Пан Володыевский

— Вот этого-то я и боюсь. Азыя готов на все, я боюсь этого! — сказала она.

Бася повернула голову, пристально посмотрела на нее и вдруг захохотала своим звучным детским смехом.

— Ты так же этого боишься, как мышь боится сала. О, я тебя знаю! Эва, румяная от мороза, покраснела еще больше и ответила:

— Я боюсь отцовского проклятия, а я знаю, что Азыя ни на что не посмотрит.

— Ну, не тужи, — сказала ей Бася. — Кроме меня, у тебя есть брат, чтобы помочь тебе. Истинная любовь всегда добьется своего. Мне сказал это пан Заглоба еще тогда, когда Михал еще и не думал обо мне.

И они наперебой заговорили — одна об Азые, другая о Михале. Так прошло несколько часов, пока караван, наконец, не остановился покормить лошадей в Ярышове. От городка, всегда небогатого, после мужицкого восстания осталась только одна корчма, которую отстроили, когда по этой дороге стали часто проходить солдаты, и это обеспечивало доход. Бася и Эвка застали там проезжего армянского купца, родом из Могилева, который вез сафьян в Каменец. Азыя хотел прогнать его вон вместе с сопровождавшими его валахами и татарами, но женщины позволили ему остаться, и только стража его должна была удалиться. Купец, узнав, что одна из путниц — пани Володыевская, бил ей челом и превозносил до небес ее мужа; Бася слушала его с нескрываемой радостью.

Наконец армянин отправился к тюкам и принес ей в подарок отборных лакомств и коробку с турецкими пахучими травами, которые помогали от разных болезней.

— Примите это в знак благодарности, — сказал он. — Раньше мы из Могилева носу не смели показать: Азба-бей разбойничал и в каждом овраге разбойники сидели, а теперь и дорога безопасна, и торговля. И мы снова ездим. Да умножит Господь дни хрептиевского коменданта и да продлит каждый его день, как долог путь из Могилева в Каменец! И каждый час его да будет долог, как день. Наш комендант, пан писарь польный, предпочитает в Варшаве сидеть, а пан комендант хрептиевский всегда настороже и так доконал разбойников, что теперь им смерть милее Приднестровья.

— Значит, пана Ржевуского нет в Могилеве? — спросила Бася.

— Он только войска привел, а сам не пробыл здесь и трех дней. Откушайте, ваша вельможность, вот изюм, а вот такие фрукты, каких и в Турции нет, они привезены издалека, из Азии, они растут там на пальмах… Нет пана писаря, и конницы нет, вчера она внезапно ушла в Брацлав… Вот финики, кушайте на здоровье, ваша вельможность. Здесь остался только пан Гоженский с пехотой, а конница ушла.

— Странно, что конница ушла, — сказала Бася, вопросительно взглянув на Азыю.

— Лошади застоялись, вот и ушли, — ответил Тугай-беевич, — теперь здесь спокойно.

— В городе говорили, что Дорош вдруг двинулся, — сказал купец. Азыя рассмеялся.

— А чем же он будет кормить лошадей? Снегом, что ли? — сказал Азыя, обращаясь к Басе.

— Пан Гоженский объяснит вам это лучше меня, — прибавил купец.

— Я тоже думаю, что это вздор, — сказала Бася, подумав. — Если бы что-нибудь случилось, мой муж узнал бы об этом раньше всех.

— Конечно, в Хрептиеве было бы известно прежде всего, — сказал Азыя. — Не бойтесь ничего, ваша милость!

Бася подняла на татарина свое светлое личико и, раздув ноздри, сказала:

— Я боюсь? Вот это мне нравится! Откуда это вам в голову взбрело? Слышишь, Эвка? Я боюсь!

Эвка не могла отвечать: от природы она была лакомка и сласти любила больше всего на свете, а потому рот ее был набит финиками, но это не мешало ей жадными глазами глядеть на Азыю. Проглотив, наконец, финики, она проговорила:

— С таким офицером и я ничего не боюсь!

И она нежно и многозначительно взглянула в глаза Тугай-беевичу, но он с тех пор, как Эва стала для него помехою, питал к ней затаенное отвращение и гнев. Сохраняя, однако, наружное спокойствие, он опустил глаза и сказал:

— В Рашкове вы увидите, заслуживаю ли я доверия!

В его голосе слышалось что-то почти угрожающее. Но молодые женщины так привыкли, что молодой липок ни речью, ни поступками не походил на остальных людей, что не обратили на это внимания. К тому же Азыя стал настаивать на том, чтобы продолжать путь, говоря, что под Могилевом крутые горы, которые надо проехать засветло. И они вскоре двинулись в путь.

Они ехали очень быстро до самых гор. Бася хотела пересесть на лошадь, но Тугай-беевич отговаривал ее, и она осталась с Эвкой. Сани с величайшей осторожностью стали спускать на арканах. Азыя все время шел пешком около саней, но почти не разговаривал ни с Басей, ни с Эвкой, всецело поглощенный заботами об их безопасности.