— В Дрогоевской сенаторская кровь. Конечно, наши пограничные каштеляны не то что краковские, есть и такие, про которых в Речи Посполитой никто не слышал; но все же раз кто занял сенаторское место, то блеск сего звания он передает и потомству. Что же касается родственных связей, то Езерковская еще знатнее Дрогоевской.
— Скажите пожалуйста! Я сам происхожу от некоего короля масагетов, а потому люблю слушать о происхождении других.
— Ну, у Езерковских столь высоких предков нет, но если вам угодно послушать… мы ведь в наших краях по пальцам можем перечислить родословную каждого дома… Так вот, она родственница и Потоцких, и Язловецких, и Лащей. Было это вот как.
Тут пани Маковецкая расправила складки своего платья, уселась поудобнее, чтобы ничто не могло помешать излюбленному рассказу. Она расставила пальцы на одной руке и приготовила указательный палец другой для пересчитывания дедушек и бабушек, затем начала:
— Дочь пана Якова Потоцкого, Елизавета, от второй его жены Язловецкой, вышла за пана Яна Сметанко, хорунжего подольского.
— Усвоил!
— От этого брака родился пан Миколай Сметанко, тоже хорунжий подольский.
— Гм… Прекрасное звание!
— Он был женат первый раз на Дорогостай… нет, на Рожинской… нет, на Воронич… А чтоб ее! Забыла.
— Царство ей небесное, как бы там ее ни звали! — сказал серьезно Заглоба.
— А второй раз он женился на панне Лащ.
— Я так и знал! Ну, и каковы же были последствия этого брака?
— Сыновья их перемерли…
— Никакая радость не долговечна на этом свете…
— А из четырех дочерей самая младшая, Анна, вышла за Езерковского, герба Равич, комиссара по разграничению Подолии; если не ошибаюсь, он был потом мечником подольским.
— Был, помню! — с уверенностью подхватил Заглоба.
— От этого брака, видите ли, родилась Бася.
— Вижу, как вижу и то, что она сейчас целится в окно из кетлинговского мушкета.
И действительно, панна Дрогоевская и маленький рыцарь были заняты беседой, а панна Бася развлекалась прицеливанием из мушкета. Увидев это, пани Маковецкая затряслась и запищала:
— Вы представить себе не можете, сколько мне хлопот с этой девушкой! Настоящий гайдамак!
— Если бы все гайдамаки были такие, я бы сейчас же к ним пристал…
— У нее на уме только оружие, лошади и война. Однажды вырвалась она из дому с ружьем на охоту за утками. Залезла куда-то в камыши, смотрит: тростник раздвигается, и что же она видит? Голову татарина, который камышами пробирался к деревне… Другая бы испугалась, а эта, бедовая, трах из ружья — татарин бултых в воду. Представьте себе: на месте! И чем? Утиной дробью!..
Тут пани Маковецкая затряслась и захихикала над приключением с татарином, а потом прибавила:
— И правду говоря, она спасла нас всех, так как шел целый чамбул. Вернувшись домой, она подняла тревогу, и мы с челядью успели спрятаться в лес. У нас так постоянно!
Лицо Заглобы выражало такой восторг, что он даже прищурил глаз на минуту, потом, вскочив с места, подбежал к девушке и, прежде чем она успела опомниться, поцеловал ее в лоб.
— Это от старого солдата за того татарина в камышах! — сказал он.
Девушка тряхнула своими светлыми волосами.
— А что? Задала я ему перцу?! — воскликнула она своим свежим детским голосом, который так не соответствовал смыслу ее слов.
— Ах ты, мой гайдучок дорогой! — сказал растроганный Заглоба.
— Ну что там один татарин! Вы их целыми тысячами рубили — и шведов, и немцев, и венгров. Что я в сравнении с вами, — таких рыцарей, как вы, нет во всей Речи Посполитой! Я это прекрасно знаю.
— Если ты такой воин, так мы тебя подучим работать саблей. Я уж тяжеловат стал, но ведь и пан Михал мастер.
В ответ на это предложение девушка подпрыгнула от радости, затем поцеловала пана Заглобу в плечо и, сделав реверанс маленькому рыцарю, сказала:
— Благодарю за обещание! Я уже немножко умею!
Но Володыевский был всецело занят разговором с Кшисей Дрогоевской и ответил рассеянно:
— Все, что только прикажете, ваць-панна!
Заглоба с сияющим лицом опять присел к пани Маковецкой.
— Благодетельница моя! Я знаю: уж на что хороши турецкие лакомства (я долго в Стамбуле пробыл), но знаю и то, что до них есть много охотников. Как же могло случиться, что не нашлось охотников и до этой девушки?
— Господи! В женихах недостатка не было у обеих. А Баську мы в шутку называем вдовой трех мужей, ибо за нею ухаживали сразу три достойных кавалера: пан Свирский, пан Кондрацкий и пан Цвилиховский. Все трое — шляхтичи и помещики; я могу изложить вам и их родословную.
Сказав это, пани Маковецкая опять расставила пальцы левой руки, оттопырила указательный правой, но пан Заглоба успел спросить:
— Что же с ними случилось?
— Все трое сложили голову на войне, потому мы и называем Баську вдовой.
— Гм… А она это перенесла?