Пандемия

Как этот окаянный паук мог сюда пробраться? Через какую щель? Амандина мыла все снизу доверху в прошлую субботу. Она принялась искать паука во всех уголках, подняла белье, заглянула под раковину. Где-то же он должен быть. Надо его уничтожить.

Но паука не было. Вся на нервах, молодая женщина в конце концов махнула рукой, да и Фонг звал ее уже несколько минут. Она вышла к стеклянной двери, отделявшей ее гостиную от гостиной мужа, пристально глядя на плиточный пол и стены. Поколебавшись несколько секунд, приняла решение:

– Я не войду.

Лицо мужа помрачнело.

– Но… почему?

– Я общалась с больными, с зараженными людьми. Мы в тесном контакте с вирусом, Фонг. Это все равно что ходить в двух шагах от кратера действующего вулкана.

– Ты привыкла.

– Не к таким тревогам. И потом, мне пришлось снять маску, проходя через пост охраны, и жандарм говорил мне прямо в лицо. Он наверняка контактировал с вирусом в тот или иной момент. Это было бы неосторожно. Подождем несколько дней, посмотрим, как будут развиваться события.

Фонг приложил ладонь к стеклу:

– Ты сегодня потеряла подругу. Как ты можешь просить меня оставить тебя одну?

– Это была коллега.

– Надень маску и иди ко мне, Амандина. Пожалуйста.

Молодая женщина покачала головой. В глазах ее блестели слезы.

– Не настаивай, Фонг. Я не хочу рисковать, даже в маске. Нам и без того достаточно трудно.

– Хорошо. Тебе решать.

Амандине было невыносимо видеть его таким, бессильным, зависимым. Муж сжал губы и добавил:

– Пойду заварю себе чай.

– Я тоже.

Чай… Какое-никакое облегчение, замена словам, которых они не находили, стоя лицом к лицу, разделенные гнусным стеклом. Они разошлись каждый в свою сторону, включили чайники, но одинаковые жесты лишь углубляли разделявшую их пропасть. Они вернулись и сели друг напротив друга.

– У тебя шла кровь изо рта? – спросил Фонг. – А руки и ноги очень красные. Ты больше полутора часов пробыла в ванной.

– Я не заметила.

Фонг вздохнул:

– Я получил счет за воду, расход почти удвоился в последние месяцы. Ты все чаще принимаешь душ, и все эти средства, которыми ты мажешься, которые глотаешь… Ты меня тревожишь.

– Ничего особенного. И потом, там была паутина, поэтому я задержалась.

– Паутина? Притом что ты драишь все несколько раз в неделю? Я не видел ни одного паука, с тех пор как мы сюда въехали.

– Был паук, говорю тебе.

Она опустила рукава, чтобы скрыть красноту, и переменила тему:

– Этот чудный день закончился бесконечным совещанием с Жакобом. Такой тягостной атмосферы я не припомню. Никто не мог толком сосредоточиться. Все думали о Северине. Было ужасно видеть взгляды коллег. После визита полицейских в лабораторию стало еще хуже. В команде царит нездоровое сомнение.

– Сомнение в честности Северины, ты хочешь сказать?

– Да. Это слово «простите», которое она написала на листке…

– Ты думаешь, это может быть связано с тем, что сейчас происходит?

– Я не знаю, Фонг. Ничего не знаю. Эти чертовы полицейские сумели посеять сомнение и в моей голове. Ты бы их слышал. Да она все равно что написала «виновна» у себя на лбу.

Она глубоко вздохнула, все еще думая о паутине.

– Положение серьезное. Очень серьезное.

Фонг поднес чашку к губам и, отпив глоток обжигающего чая, поставил ее на место.

– До какой степени серьезное?

– Это будет официально обнародовано завтра. ВОЗ переходит к четвертой стадии плана пандемической тревоги. «Начало массовой эпидемии во Франции».

38

Фонг слушал жену, рассказывавшую ему о последних событиях.

– Четвертая фаза, – повторил он. – Это уже серьезно…

– Они применят пункт за пунктом все рекомендуемые меры. Срочные совещания членов Европейского союза… Усиливают санитарный контроль на границах, начинают раздавать антивирусные препараты и комплекты для анализов персоналу в парижских больницах, лечащим врачам… Предприятия по производству масок на низком старте, готовы запустить свои станки. Ректоры академий, директора лицеев, школ получат директивы от Министерства образования на случай заболевания в их учебных заведениях. То же для яслей и детских садов. Они обязаны закрыться при подозрении на грипп. Один детский сад уже не откроется завтра, сегодня зафиксированы два случая, это дети одного из первых выявленных нами больных.

– Это плохой знак. А как насчет связей со СМИ? Ты же видела, в Интернете, на телевидении все кипит. Журналисты заметили, что происходит что-то ненормальное в Институте Пастера, в ИЭН, в Министерстве здравоохранения, внутренних дел. Совещаются, на вопросы не отвечают. И эти умирающие птицы. Теперь журналисты ждут четких и внятных ответов.

Амандина помолчала, взяла чашку и согрела рот горячим чаем.

– Сегодня состоится пресс-конференция министра здравоохранения. Ты прав, их взяли за горло. И потом, школы не закрывают просто так, если не случилось чего-то серьезного.

– Они будут говорить о террористическом акте?

– Они в очень затруднительном положении. Если скажут, рискуют посеять панику, люди будут бояться выходить из дома или кинутся к врачам и в больницы. Могут появиться первые признаки разброда, тогда как вирус еще не вполне распространился.