Пандемия любви. Том 2

– Всё хорошее я тебе сразу отдал, а это… Люба же тоненькая была, лёгкая. Как ты. – Он вздохнул, покачал головой. – Ты хоть носишь?

– Ношу, дядь Жень.

– Хорошо. Ты уж прости меня, ладно?.. Вот станешь старше, поймёшь, каково одному. И тебе тоже замуж надо. Одной не дело. Ну… если что – заезжай, не стесняйся.

С тех пор они виделись редко, звонили друг другу лишь по праздникам.

Лиза включила чайник, достала с полки кофейную банку и полезла в холодильник за сливками. Чайник почему-то долго не закипал, и она пристроилась на подоконнике, легонько барабаня пальцами по стеклу. У Лизы были красивые руки, узкие, с тонкими запястьями, овальные ногти острижены, но казались длинными. Колец она не любила, носила только одно, мамино – тонкая змейка с крохотными рубиновыми глазками. Когда-то дед привёз бабушке из Маньчжурии, она его очень ценила и никогда не снимала. В день, когда бабушки не стало, мама сняла кольцо с её пальца, надела на свой и тоже никогда не снимала. А потом и она, Лиза, сделала так же.

«Вряд ли сегодня кто-то позвонит, я всех предупредила, что в командировке».

Кот запрыгнул на подоконник и, усевшись рядом, осторожно потрогал Лизу лапой.

– Ты мой хороший… – Она погладила его по блестящей шёрстке, и он сейчас же замурлыкал, выгибая спину и со значением заглядывая в глаза. – Что, уже есть хочешь? – Она подняла с пола пакет и сыпанула корма в синюю пластмассовую миску.

С горячей чашкой в руках, Лиза прошла в большую комнату и с ногами устроилась на диване. Пробежала глазами по массивным, чёрного дерева, стеллажам с книгами. Это всегда действовало на неё успокаивающе. Тёмные затёртые старинные корешки, фотографии в резных рамах, бронзовые фигурки на полках – всё это, казалось, было продолжением неё самой и свидетельствовало о незыблемости мира.

Из окна было видно, как ободранный трёхцветный кот, умело балансируя, прошёл по самому краю крыши, потом, сгруппировавшись, перепрыгнул на соседнюю, потянулся, зевнул и скрылся за трубой. Она на секунду представила, что её хрупкий белоснежный Лариосик бесхозно разгуливает по краю пропасти, ежесекундно рискуя сорваться вниз, и в животе заледенел противный комок. Интересно, встревожит кого-нибудь, если я вдруг вздумаю пройтись по крышам? Тревожатся родители, близкие. Ещё дети, наверное.

Дети…

Лиза давно уже чётко определила круг запретных тем и редко нарушала данное себе слово. Но сегодня…

А как бы сложилась её жизнь, если б тогда… этого не случилось?.. Ему бы уже исполнилось четыре года.

Это произошло на том же самом месте, у подъезда. Было ужасно скользко, а она так торопилась в то утро. Вот нога и подвернулась. Она упала, неудачно, плашмя, проехалась по асфальту и сильно ударилась животом о край тротуара. Врач потом сказала: мальчик. А Лиза тогда никому ничего не сказала. Просто взяла больничный на неделю. Да никто и не спрашивал.

Она допила кофе, так и не почувствовав его вкус.

Борису она тогда тоже ничего не сказала. Собственно, он вообще не знал о ребёнке. И удивился, когда Лиза вдруг перестала с ним встречаться. Однако особенно не настаивал. А вскоре и вовсе перевёлся в Омск, где жили его родители. Кто-то сказал: у него там девушка, с которой он встречается со школы и даже думает жениться. С бывшими однокурсниками Лиза виделась очень редко, можно сказать, совсем не виделась, поэтому больше о Борисе ничего не знала.

Когда-то давно, ещё на третьем курсе, он сказал ей: встречаться надо с девушкой из хорошей семьи. У Лизы была хорошая семья. Потомственно университетская, языковая. С традициями. С книгами. Её воспитали совсем не так, как следовало. Неудобно воспитали. Никто не предполагал, что её жизнь сложится таким образом. А Борис был не из тех, кто любит преодолевать трудности.

С таким воспитанием очень сложно встретить подходящего мужчину. Тётя Люба вышла замуж, не получив одобрения родителей.

«Не желаю понимать!» – громыхнул стулом дед и заперся в кабинете.

Жених тёти Любы трудился на автозаправочной станции. На семейных праздниках он по большей части молчал, зато мог починить абсолютно всё, от кофемолки до пылесоса. И машина у них появилась рано. Маленький «фордик». Не из первых рук, но бегал исправно.

«Что такое «трефы»? – спросил он однажды во время общего разговора, когда семья в полном составе собралась в родительской квартире на Пасху. Речь велась о преферансе. «Крести!» – в один голос выдохнули сидящие за столом. «Я сейчас принесу чайник», – сорвалась с места бабушка, а тётя Люба сделалась пунцовой. Лизе тогда было тринадцать лет, она всё поняла и тоже покраснела.

Аспирантуру тётя Люба так и не закончила. Закружилась в семейных заботах. Родился ребёнок, Витюшка, затеяли стройку на старом участке. Своими силами выходило небыстро и по деньгам накладно. Евгений работал в две смены, и, отсидев положенный декретный отпуск, тётя Люба на кафедру не вернулась. Пошла работать.

«Подумайте, Любовь Аркадьевна, подумайте как следует», – с сожалением покачал головой научный руководитель.

«Этого следовало ожидать!» – отчеканил дедушка и по обыкновению удалился в кабинет.