История Manhattan Company могла бы послужить предостережением другим обделенным водой городам, над которыми нависла угроза холеры. Однако в действительности вышло с точностью до наоборот: с 1795 по 1800 год в Массачусетсе образовалось 18 частных водопроводных компаний. С 1799 по 1820 год в штате Нью-Йорк таких компаний открылось двадцать пять{293}
. В Лондоне с 1805 по 1811 год было основано пять частных компаний, поставляющих воду горожанам{294}. Почти в каждом случае расходы, которых требовало снабжение растущих городов чистой водой, перевешивали потенциальную прибыль. И тогда компании либо разорялись, либо отказывались от амбициозных планов в пользу более прибыльных – поставок легкодоступной, но обычно загрязненной воды. Прибыль «редко бывала достаточной, чтобы побудить директоров сооружать системы, необходимые для обеспечения всех нужд», пишет историк водоснабжения Нельсон Манфред Блейк{295}. Как и прогнившая насквозь система Manhattan Company, эти халтурно спроектированные и плохо обслуживаемые системы водоснабжения не только не препятствовали, а наоборот, способствовали распространению холеры.Даже в отсутствие такого важного фактора, как чистая питьевая вода, нью-йоркскую эпидемию холеры можно было бы предотвратить согласованными усилиями, изначально помешав инфицированным занести вибрион в город. Политические деятели, привыкшие ставить во главу угла идеологические и коммерческие интересы, зарубили и эти меры сдерживания.
Можно было бы ввести карантин. Впервые он был применен в Венеции в 1374 году: спасаясь от бубонной чумы, город закрыл ворота и порты на сорок дней (отсюда и название – quarante giorni, «сорок дней» по-итальянски){296}
. Для такого патогена, как бубонная чума, видимые признаки которой появляются гораздо скорее, чем за сорок дней, мера сдерживания оказалась вполне действенной. После столь длительного выдерживания в карантине людей, корабли и товар можно было считать, как выразился один историк, «безвредными в медицинском отношении»{297}.К концу XVII века во всех крупных средиземноморских портах Западной Европы появились усиленно охраняемые крепости под названием лазаретто, чтобы удерживать в карантине корабли с пассажирами и товаром. На суше с аналогичной целью выстраивали cordons sanitaire, как называли их французы, – санитарные кордоны из государственных войск. Один из самых крупных – войсковое соединение, дислоцированное на полосе шириной 20 миль, протянувшейся на 1200 миль через Балканы, – уберегло от чумы Турцию в XVIII веке. Солдатам был дан приказ стрелять без предупреждения в любого, кто нарушит границы карантинной зоны.
Ряд историков именно карантинам и санитарным кордонам вменяет в заслугу окончательную победу Европы над чумой, исчезнувшей к 1850 году{298}
. Историк Пьер Шоню назвал это «одним из величайших триумфов барочной Европы»{299}. Не исключено, что выдерживание кораблей в карантине способствовало спаду эпидемии желтой лихорадки в Нью-Йорке в первой половине XIX века – так считает историк Джон Даффи{300}.Но с ростом международной торговли в XIX веке карантин и санитарные кордоны стали восприниматься как неоправданные помехи коммерческой деятельности. Социальные реформаторы и апологеты свободной торговли добивались большей открытости и доступности, а не наоборот. Карантин был «непозволительным тираническим насилием над торговцем», как провозгласила в 1798 году крупная нью-йоркская газета{301}
. Убытки, понесенные из-за карантина, врач Дэниел Дрейк называл «катастрофическими»{302}. «Карантин бесполезен, – присоединялся к общему хору британский медик Генри Голтер в 1833 году, – и ущерб, который он наносит торговым отношениям и морским связям страны, есть абсолютное и непоправимое зло»{303}.Само представление о том, что инфекционные болезни распространяются от человека к человеку – а значит, уязвимы для изоляционистских мер вроде карантина, – тоже начинало восприниматься как устаревшее, как «научное суеверие», по выражению французского медика XIX века Жана-Батиста Буйо, «с которым вскоре, надо надеяться, будет покончено»{304}
. Чарльз Маклин в 1824 году назвал свою отповедь карантину, или «механизму деспотии», «Порочность законов о карантине и вымышленное заражение»{305}.Светила медицины XIX века считали причиной болезней не заразность, а определенные природные явления – зловонные пары или облака газа. Как подытожил в 1832 году житель Нью-Йорка врач Джеймс Мэнли, холера – «это атмосферная болезнь… носящаяся на крыльях ветра»{306}
. Какой в таком случае смысл препятствовать торговым перевозкам и свободному передвижению людей?{307}