— Поводы разные, но основные это война за земли других народов, за богатства, за… Короче это все сложно и совершенно бессмысленно для понимания с нашей точки зрения, но на Земле, это вполне объяснимая вещь.
— А что же религия?
— Я не специалист в этом вопросе. Если интересно, загляни сама в их историю, может быть разберешься и поймешь. Одно могу сказать, сегодня религия играет огромную духовную роль в их жизни, но всё дело в том, что религий у них несколько, отсюда противостояние различных, как это у них называется, — Грейнмар взглянул на экран с текстом, пролистал его, и произнес, — вот нашел, конфессии. Одним словом, бог один, а религий много, отсюда масса сложностей. Кроме того, у них еще по-прежнему сложные взаимоотношения на межнациональной почве.
— А это еще почему?
— Не знаю, я лишь бегло пробежался по истории планеты. Говорю тебе, загляни сама, если так интересно.
— Я заглянула, правда меня интересовали несколько иные вопросы, чем тебя.
— И на что же ты обратила свой взор?
— У них имеет место определенные нарушения в структуре ДНК.
— Ты права, именно это и вызвало определенный сдвиг в появлении этих мировоззренческих измышлений, получивших столь большое распространение.
— И мы ничего не могли изменить?
— Могли, но не захотели.
— То есть, как не захотели?
— Ровно две тысячи лет назад мы могли все это остановить. Просто-напросто, приземлиться и все им рассказать. Объяснить, кто они, кто мы, как построен мир, рассказать, как устроена жизнь в Галактике. Но мы этого не сделали, не захотели. Более того, отчасти виноваты во всей этой, как ты выразилась ахинеи, которая происходит в их умах.
— Но почему?
— Ты меня об этом спрашиваешь? Задай вопрос Совету. Они посчитали, что цивилизация землян вошла в ту стадию, когда менять на генном уровне уже поздно, да и само историческое развитие представляло интерес с точки зрения науки. Совет решил, что это, своего рода одна из новых ветвей развития человеческого общества, которая имеет право на собственное развитие. Спустя восемьсот лет, когда Совет понял ошибочность принятого до этого решения, изменить что-либо было поздно. Развитие пошло с таким креном, что сделать практически ничего было нельзя. А когда появились данные, что отклонения в ДНК имеют необратимый процесс и затронули не часть социума, как первоначально полагали, а большую часть населения, вообще вопрос о каких-либо мерах, был закрыт. Осталось только отслеживать, чем все это кончится. И вот итог, — он махнул рукой на экран, на котором в черноте космоса плыла голубая планета Земля.
— Думаешь, что катастрофа неизбежна?
— Не знаю. Судя по материалам последних лет, они уже не раз были на грани гибели, но каждый раз чудом умудрялись избежать этого, правда и мы, как могли, помогли им выкарабкаться. Вполне возможно, что и на этот раз выкрутятся.
— Жаль будет, если не смогут.
— Мне тоже. Кстати, забыл тебя спросить, ты ведь производила вместе с Бинраем очистку памяти вчера?
— Да, а что?
— Случайно не оставила себе копию всего объема памяти кого-нибудь из группы?
— Любопытно посмотреть, что они из себя представляют?
— Вижу, что сняла карту, угадал?
— Ты прав, мне было интересно узнать, как живут, о чем думают, женщины на этой планете.
— Я так и думал, что если ты и сделаешь карту, то именно женщины, тем более, что она одна была в группе. И как, уже отсмотрела материал, или еще нет?
— Посмотрела.
— И как впечатление?
— Они совсем другие, нежели чем мне казалось, при беглом прочтении отчета о планете и её обитателях.
— Вот как? Иными словами, они тебе понравились?
— Понравились, не понравились, какая разница. Во всяком случае, они вовсе не такие потерянные, как можно сделать вывод из отчета. Да, у них есть много отрицательного, но в целом, они гораздо лучше, чем мы о них думаем. Во всяком случае, так мне показалось. Так что гены генами, а что-то человеческое в них есть.
Грейнмар рассмеялся, и произнес:
— Ну ты и сказанула. Человеческое в них есть! А ты что думала, что они люди-звери?
— Нет, но слишком много, я бы сказала звериного в их поступках есть, если судить по отчетам. Жестокость, насилие, и одновременно, нежность, любовь, все как у зверей.
— Да, сложно понять, а оценить тем более. Кроме того, учти, ты просмотрела память всего лишь одного индивидуума.
— Я понимаю. Если брать статистику, получится не так мало на семь миллиардов живущих.
— Значит, тебе будет их жаль?
— Если честно, то да.
— А знаешь, мне тоже. Тем более, что они так похожи на нас.
— Не хорони их раньше времени, может, выкрутятся?
— Поживем, увидим. Ладно, я пойду, у меня есть дела в медицинском отсеке, — она повернулась и направилась к выходу.
— Как думаешь, у них есть шансы? — крикнул ей вдогонку Грейнмар. Она обернулась, задумчиво и лукаво посмотрела на командира и ответила:
— Не знаю, но шансы есть.
— Ладно, ступай.
—----
Аркадий посмотрел на часы. Половина пятого. До начало комендантского часа оставалось все меньше и меньше времени и надо было на что-то решаться, однако никакого решения не было.
— Это называется, я в цейтноте, — подумал он, и переломил карандаш пополам.