Пандемия

Павел посмотрел в окно, за которым уже начинал брезжить рассвет. Москва просыпалась, еще не ведая, что наступает самый трудный день в её истории, как впрочем, и для всей планеты. Всего час назад начали умирать первые больные из числа работающих в клинике. Это было самое страшное, видеть, как совсем здоровый сотрудник, неожиданно падает, а спустя несколько часов, умирает в мучительной агонии. — Час назад умер Рыбин, несколько человек из числа его сотрудников. Зараженных так много, что легче сказать, кто еще не инфицирован. Профессор Камшицкий держится из последних сил, но кажется, и он уже инфицирован. Принципиально не хочет делать на себе пробу. Говорит, что пока мозг не знает о том, что он болен, он лучше справляется с инфекцией. Вот ведь чудак, прекрасно знает, что это ерунда, но старается шутить в такой трудный и страшный момент. Сидит и что-то пишет, надев противогаз и обливаясь потом, продолжает работать. Титан. Ему семьдесят два. Я вижу, как тяжело ходит его грудь, еще бы, попробуй посидеть в противогазе хотя бы несколько минут, а он уже его второй час не снимает, впрочем, как и все остальные, кто еще не инфицирован. Впрочем, сказать с полной уверенностью, что это помогает на все сто, трудно, но хоть какая-то надежда, что так можно избежать инфицирования.

— Я и Ольга Николаевна, чувствуем себя словно прокаженные. Ходим без противогазов, лишь в марлевых масках на лице и продолжаем работать. Правда, от меня толку мало, делаю то, что мне говорят, и все. Самое страшное, что ничего не могу поделать, а ведь дома остались Лиза и родители. Несколько раз звонил им и дал хоть какие-то указания, чтобы заклеили все окна, закрыли вентиляцию на кухне и ванной комнате, проложили мокрые тряпки на полу у входной двери и ходили только в марлевых повязках. Сказал Лизе, чтобы она позвонила своим родителям и всем друзьям и родственникам, чтобы они сделали тоже самое. Сначала были удивлены, но когда сами увидели первые телевизионные репортажи, которые начали передавать по телевизору, поняли, что все действительно очень серьезно. Ближе к трем часам ночи, весь мир уже знал, с чем имеет дело. Слово птичий грипп, новый штамм, пандемия, были самыми повторяемыми словами в телевизионных новостях.

— Ужасно боюсь за Лизу. Ведь она ждет ребенка, а значит ей вдвойне тяжело. Вырваться домой не могу ни при каких условиях, да и чем я могу помочь, разве что морально, а может наоборот, ведь на меня вирус не действует, а вместе с одеждой, могу принести его к ним. Господи, почему все так произошло, почему кто-то присвоил себе право распоряжаться жизнью других людей, почему зло одолело все то прекрасное, что есть в человеке? Мы хотим быть лучше, чем есть на самом деле, или вспоминаем об этом только тогда, когда нам совсем плохо, а до этого стремительно приближаемся к гибели? Шлагбаум открыт, мы пересекли последнюю черту и что за ней, сказать трудно, но видимо ничего хорошего.

— Камшицкий говорит, что антивирусный препарат можно будет сделать не ранее чем через несколько недель, но тогда будет уже поздно. На вопрос, сколько людей могут погибнуть от этой дряни, он ответил, что вполне возможно не менее двух миллиардов, а может быть и больше. И это только от вируса. Я не понял, что он хотел этим сказать, но потом догадался, что он имел в виду. Вслед за гибелью людей, неизбежно начнут возникать новые болезни, связанные с огромным количеством трупов, холера и другие инфекционные заболевания возникнут, как вторичный фактор, а значит, сколько умрет всего, никто не знает.

— Пойду, меня зовет Ольга Николаевна, опять надо проверить, что у неё получилось. Донорская кровь, которую мы привезли на исходе, а опыты продолжаются. Если надо, я отдам всю свою, лишь бы получилось. Лиза, как я хотел бы быть сейчас вместе с тобой и отдать свою кровь, чтобы ты осталась жива, а вместе с тобой наш сын, или дочь. Жаль, что я так и не знаю, кто у нас родится. Нет-нет, прочь эти мысли, она выживет, обязательно, в числе тех миллионов, которые обязаны выжить, и продолжить человеческий род и жизнь на Земле. Да, патетики много, только есть ли в ней хоть толика здравого смысла? Вряд ли. Но ведь надо во что-то верить и надеяться, иначе, зачем тогда жить?

— Павел, пойди, посмотри, что показывают по телевизору, — произнесла Ольга Николаевна, как только он вошел в лабораторию.

— Что там?

— Сам увидишь.