Пандемия

— Сомневаюсь, пьют много, но в целом пойдут. Сердце хорошее, почки, сосуды. Можно посмотреть, на что их можно использовать. Ты прав, от них надо избавиться, надоели до смерти. Тупые, до безобразия. Их мозги, разве что для паштета собакам можно использовать.

— А ты что пробовал? — криво усмехнувшись, спросил Борис.

— Представь себе да, отличная еда для барбоса.

— Слушай, как может уживаться в одном человека, талант хирурга и цинизм садиста?

— Прекрасно. Ты знаешь, я еще в институте обратил внимание на практике, что хороший хирург, должен быть по натуре мясником, только тогда, он может нормально заниматься своим ремеслом, а не думать, умрет его пациент или нет. Как только начинаются сомнения, хирург заканчивается. Сомнения будут мешать ему делать то, что он должен делать. Такому лучше работать в терапии, где можно прописать таблетки и посоветовать поставить клизму перед сном.

— Возможно. Знаешь, тебе бы работать в каком ни будь концлагере в Германии во времена Гитлера, ты бы наверняка вошел в анналы истории.

— Вряд ли?

— Ты так считаешь?

— Работать задаром, ради идей или собственного тщеславия, это не в моем вкусе. Маний, маний, вот смысл, чтобы делать то, чем другие брезгуют.

— Понятно, деньги не пахнут.

— А разве не так?

— Кто бы спорил. Потому мы и работаем вместе, — он положил руку на плечо Аркадия, и добавил, — не дрейфь, прорвемся. Если не получится, начнем другой проект.

— Другой проект?

— Это я так, к слову. Ладно, пора трогаться.

Все расселись по машинам и, хотя на улице было еще темно, с выключенными фарами, медленно выехали за ворота.

—----

Павел с Николаем доехали до Москвы и вскоре, были дома. Марина Владимировна была рада, что сын так быстро вернулся, и с ним ничего не случилось. Поблагодарила Лебедева, и когда пошла провожать, вместе с ним вышла на лестничную клетку, видимо не хотела говорить при сыне:

— Павел, простите, не знаю как вас по батюшке?

— Юрьевич.

— Я вот что хотела спросить, а не могут они попытаться, как-то, я даже не знаю, отомстить что ли?

— Вряд ли. Их скоропалительное бегство говорит о том, что они ожидали, что мы к ним нагрянем, и вряд ли лишний раз будут светиться. Так что не волнуйтесь. Но на всякий случай я с Николаем, пока мы ехали, провел, так сказать, политбеседу. Попросил некоторое время быть на улице с друзьями, реже ходить одному, а в случае чего, у него мой номер мобильного телефона.

— Спасибо вам огромное.

— Да мне-то за что? Это сын у вас молодец, сумел воспользоваться моментом и до Москвы добраться. Не каждый в его возрасте на такое способен, да еще после таких мытарств.

— Да это верно, я очень горжусь, что он у меня такой.

— И правильно делаете. Как говорят, нет худа без добра. Возможно, этот урок сослужит добрую службу ему. Знаете, не каждый в его возрасте по-настоящему смотрел смерти в глаза. Поэтому будет больше и жизнь ценить, и понимать, как легко её потерять в казалось бы спокойном мире, окружающем непосредственно тебя.

— Всех благ вам.

— Спасибо. И вам того же.

Павел вышел из подъезда и направился в отделение, где работал, узнать, какие планы у начальства в отношении его дальнейшей работы и, конечно же, повидать Лизу, которую он оставил одну в кинотеатре.

Прежде чем подняться на второй этаж в кабинет майора, он завернул за угол и приоткрыл дверь кабинета, где сидела Лиза. Она, словно почувствовала, что это Павел, подняла голову и счастливая улыбка озарила её лицо.

— Уже вернулся?

— Как видишь.

— Далеко ездил?

— Летал.

— Как летал?

— Представь себе, на вертолете. С группой захвата. На мне бронежилет, автомат с под ствольным гранатометом, на лице камуфляжная раскраска, видишь, еще до сих пор до конца не смыл.

— Где? — спросила она, подойдя к нему.

— Да вот здесь, — и он показал на губы.

— Она поняла, что он её разыгрывает и, рассмеявшись, нежно обняла и поцеловала его.

— Вечно ты надо мной смеешься.

— Вовсе нет. В моем рассказе много правды. На вертолете летал, вместе с группой захвата. Правда, никаких боевых действий не было, они успели покинуть дом, так что там сейчас работают эксперты, а меня отправили домой, сопровождать парнишку, который летал с нами.

— И что теперь?

— Не знаю. Иду вот к Геннадию Степановичу, как говорится докладать.

— Понятно, вечером встретимся?

— На все воля божья и команды начальства, но я жуть как хочу, — и он наклонился к Лизиному уху и прошептал, — снова обнять тебя в постели и всю-всю покрыть поцелуями, как прошлый раз.

— Я тоже, — прошептала она в ответ и, поцеловав, добавила, — Иди, а то мне работать надо, а ты меня, между прочим…

— Возбуждаю, да?

— Паш, перестань, чтение мыслей, это вторжение в личную жизнь, статья УК РФ, между прочим.

— И много дают?

— Мало не покажется.

— Понятно, и все же я угадал, угадал, ведь правда?

— Правда. Иди, мне действительно надо работать.

— Я полетел, до вечера, — и, повернувшись, направился в кабинет начальства.

— Геннадий Степанович Можно войти?

— А, Лебедев, заходи, присаживайся.

— Спасибо.

— Что скажешь?

— Парнишка нашелся, точнее, сбежал и самостоятельно добрался до Москвы. Ночью отправили группу захвата и…

— И ничего и никого?