Пандемониум

А потом все погружается в непроглядную темноту. Через секунду я выныриваю из мрака и чувствую острую боль — это стервятник ударил меня полицейской дубинкой по голове. Кажется, у меня треснул череп, я падаю, и все вокруг распадается на отдельные картинки: Джулиан лежит лицом вниз рядом с обвалившейся полкой; старинные напольные часы, которые я раньше не заметила; трещина в бетонном полу расползлась, как паутина. Потом несколько секунд вообще ничего. Резкая смена картинки: я лежу на спине, надо мной кружится потолок. Я умираю. Странно, но в этот момент я думаю о Джулиане. Он отлично дрался с этим стервятником.

Противник Джулиана сидит верхом на мне и тяжело дышит в лицо. У него изо рта пахнет какой-то гнилью. Под глазом у стервятника длинный рваный порез (хорошая работа, Джулиан), кровь из раны капает мне на лицо. Я чувствую, как острие ножа упирается мне под подбородок, и все внугри меня замирает. Я лежу абсолютно неподвижно и даже не дышу.

Стервятник смотрит на меня с такой ненавистью, что я вдруг ощущаю умиротворение. Он меня убьет. Уверенность в том, что это произойдет, снимает напряжение. Я погружаюсь в белый пушистый снег, закрываю глаза и пытаюсь представить Алекса таким, каким он приходил ко мне во снах. Я жду, что он появится в конце темного туннеля и протянет ко мне руки.

Я тону, потом снова выныриваю на поверхность, зависаю над землей и снова лежу на бетонном полу. У меня во рту появляется привкус тины.

— Ты не оставила мне выбора, — выдыхает стервятник.

Я резко открываю глаза. В его голосе чувствуется что-то похожее на сожаление, даже, может быть, попытка оправдаться, чего я совсем не ожидала. И ко мне возвращаются надежда и смертельный страх.

«Прошу, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не убивай меня».

Стервятник делает вдох и напрягается, острие ножа прокалывает кожу у меня на шее. Надеяться не на что…

Потом стервятник вдруг резко дергается, и нож выпадает у него из руки. Глаза у него закатываются, он становится похож на жуткую слепую куклу, медленно заваливается вперед и придавливает меня к полу своей тушей.

Над ним стоит Джулиан. Он прерывисто дышит, его трясет, а из спины стервятника торчит нож.

На мне лежит труп. Истерика набирает силу у меня в груди, я начинаю быстро лепетать:

— Убери его с меня. Убери его с меня!

Джулиан, как пьяный, трясет головой.

— Я… я не хотел.

— Ради бога, Джулиан. Убери его с меня! Нам надо уходить.

Джулиан, вздрагивает, моргает несколько раз и фокусирует внимание на мне. Стервятник жутко тяжелый.

— Пожалуйста, Джулиан.

Наконец Джулиан приходит в движение. Он наклоняется, стаскивает с меня мертвого стервятника, и я с трудом поднимаюсь на ноги. Сердце бешено колотится у меня в груди, я вся покрылась гусиной кожей, мне отчаянно хочется смыть с себя всю эту смерть. Два стервятника лежат так близко друг к другу, что едва не касаются руками, между ними на полу расплывается пятно крови в форме бабочки. Меня сейчас стошнит.

— Я не хотел, Лина. Я просто… Я увидел, что он сидит на тебе, схватил нож и просто… — Джулиан трясет головой. — Это случайно получилось.

— Джулиан, — говорю я и кладу руки ему на плечи, — Послушай. Ты спас мне жизнь.

Он закрывает глаза, а через секунду снова открывает.

— Ты спас мне жизнь, — повторяю я, — Спасибо тебе.

Джулиан, кажется, хочет что-то сказать, но только кивает и закидывает рюкзак на плечи. Я импульсивно сжимаю его руку. Он не отключился, и это меня радует. С ним я чувствую себя увереннее. Он поможет мне устоять на ногах.

— Пора бежать, — говорю я.

Мы, пошатываясь, выходим из комнаты и наконец оказываемся в прохладном туннеле. Здесь пахнет плесенью, каждый звук отдается эхом, кругом тени и мрак.

Тогда

Во время перехода от первой стоянки ко второй температура резко падает. Я мерзну, даже когда сплю в палатке. А когда наступает мой черед спать под открытым небом, я часто просыпаюсь с острыми кусочками льда в волосах. Сара бледная и почти все время молчит, но держится мужественно.

Блу заболела. В первый день она просыпается вялая, у нее едва хватает сил добрести до конца перехода. Она сворачивается на земле калачиком, как маленький зверек, и засыпает еще до того, как мы разводим костер. Рейвэн переносит малышку в палатку. В эту ночь я просыпаюсь от приглушенных криков. Я испуганно сажусь и оглядываюсь по сторонам. Воздух морозный, в чистом ночном небе ярко горят и переливаются звезды.

В палатке Рейвэн кто-то жалобно хныкает, потом я слышу успокаивающий шепот. Блу приснился плохой сон.

На следующее утро она просыпается с высокой температурой, но выбора нет, она все равно должна идти дальше. Снег не перестает, а до следующего лагеря еще тридцать миль. До зимнего хоумстида еще больше.

Блу плачет на ходу и все чаще и чаще спотыкается. Мы несем ее по очереди — я, Рейвэн, Хантер, Ла и Грэндпа. Блу вся горит, ее ручки, когда она обнимает меня за шею, пульсируют от жара, как электрические провода.