Пандора

Мы миновали ворота Рима с потрясающей легкостью. Все, что я слышала, это:

«Привет, Давид и Иаков, удачно съездили?»

Мне помогли взойти на борт ничем не примечательного большого торгового судна с парусами и гребцами-рабами, а потом провели в небольшое помещение с голыми деревянными стенами.

«Вот все, что у нас для вас нашлось, – сказал Иаков. – Но мы уже отплываем».

У него были длинные, волнистые коричневые волосы и борода. Полосатые одежды спускались до земли.

«В темноте? – спросила я. – Отплываем в темноте?»

Это было необычно.

Тем временем гребцы опустили на воду весла, судно, вырулив на верный курс, двинулось в южном направлении, и я отчетливо видела все, что происходит.

Прекрасное юго-западное побережье Италии отлично освещалось сотнями огней на роскошных виллах. На скалах стояли маяки.

«Мы больше никогда не увидим Республику, – устало сказал Иаков, словно и сам он был римским гражданином, хотя, думаю, он таковым и являлся. – Но последнее желание вашего отца исполнено. Теперь мы в безопасности».

Ко мне подошел старик и представился Давидом.

Старик красноречиво извинился, что здесь нет служанок женского пола. Я – единственная женщина на борту.

«О, прошу вас, выбросите эти мысли из головы! Почему вы согласились пойти на такой риск?»

«Мы много лет вели дела с вашим отцом, – сказал Давид. – Когда-то давно пираты потопили наши корабли, и ваш отец взял на себя долги. Он еще раз оказал нам доверие, и мы отплатили ему пятикратно. Он собрал для вас целое состояние. Все ценности размещены вместе с остальным грузом, как будто ничего не стоят».

Я прошла в каюту и рухнула на маленькую кровать. Старик принес мне одеяло, старательно отводя при этом взгляд.

Постепенно до меня кое-что дошло. Я была совершенно уверена, что они меня выдадут.

У меня не было слов. У меня не было сил ни шевелиться, ни что-либо чувствовать.

«Спите, госпожа», – сказал он.

Мне привиделся кошмар – ничего подобного мне еще не снилось. Я стояла у реки. И жаждала напиться крови. Застыв в высокой траве, я ждала кого-нибудь из жителей деревни, а когда поймала беднягу, то схватила его за плечи и вонзила ему в шею клыки. Рот наполнился восхитительной кровью. Она оказалась до того сладкой и крепкой, что и не описать, – я понимала это даже во сне. Но пора было бежать. Человек почти умер. Я уронила его. Меня преследовали другие, более опасные люди. Существовала и еще одна страшная угроза моей жизни.

Я вышла к развалинам храма, подальше от болота. Здесь начиналась пустыня – щелк, и влажную почву сменил песок. Мне было страшно. Приближалось утро. Нужно спрятаться! К тому же за мной охотились. Я переварила восхитительную кровь и вошла в храм. Спрятаться негде! Я всем телом прижалась к холодным стенам! Они были испещрены рисунками. Но никакой комнаты, никакого убежища не было.

До рассвета нужно успеть добраться до холмов, но это невозможно. Я двигаюсь прямо на солнце.

Внезапно над холмами загорелся смертоносный свет. Глаза пронзила невыносимая боль. Их жгло, как огнем…

«Мои глаза! – вскричала я и подняла руки, чтобы прикрыть их. Меня охватило пламя. Я закричала: – Амон-Ра, проклинаю тебя!»

Я выкрикнула еще одно имя. Я понимала, что обращаюсь к Изиде, но имя было другое.

Я проснулась. Я резко выпрямилась, вся дрожа. Сон был четкий, как видение. Он потряс меня до глубины души. У меня была прошлая жизнь?

Я вышла на палубу корабля. Все было в порядке. На горизонте еще виднелась суша и сияли маяки, судно шло своим курсом. Я смотрела на море, и мне хотелось крови.

Не может быть. Это злое знамение, обманы скорби, думала я, чувствуя, что горю. Я не могла забыть вкус крови, он казался вполне естественным, приятным и идеально подходил для утоления моей жажды. Я снова увидела застывшее в неестественной позе тело крестьянина на болотах.

Это был настоящий ужас; от того, что предстало перед моими глазами, никуда не деться. Я едва не дымилась, чувствовала себя как в лихорадке.

Ко мне подошел Иаков, высокий молодой человек. С ним рядом стоял юный римлянин. Юноша уже начал бриться, но в остальном выглядел раскрасневшимся, сияющим ребенком.

«Неужели в свои тридцать пять я настолько стара, что все молодое мне кажется красивым?» – устало подумала я.

Он плакал:

«Мою семью тоже предали! Мама заставила меня уехать!»

«И кому мы обязаны нашей общей катастрофой?» – спросила я, гладя ладонями его мокрые щеки. Совсем еще детский рот, но щетина вокруг него кажется жесткой. Сильные широкие плечи, легкая просторная туника. Почему он не мерзнет здесь, на воде? Может быть, и мерзнет.

Он покачал головой. Он все еще был хорошеньким, а позже станет красивым. Темные волосы завиваются весьма мило. Он не стыдился своих слез и не извинялся за них.

«Моя мать не умирала, пока не рассказала мне. Когда делатории сказали, что мой отец строил заговор против императора, отец засмеялся. На самом деле засмеялся. Его обвинили в совместных заговорах с Германиком! Мать не могла умереть, не рассказав мне об этом. Она сказала, что отца обвинили только в беседах с другими мужчинами о том, что он будет служить Германику, если их пошлют на север».