Пандора

«Сумасшедший, кем бы ты ни был, ты сознаешь, чего ты просишь у закаленного и мудрого римского воина? А если бы он поверил в твою ложь? Что стало бы с ним, когда из Рима справились бы о моем местонахождении и распоряжении моим состоянием?»

«Сир, эта женщина – предательница! – закричал Люций. – Клянусь честью…»

«Какой еще честью?» – едва слышно спросил солдат, не сводя с Люция глаз.

«Если бы в Риме так легко было бы расправиться со старыми семьями, как просит вас этот человек, зачем бы вдове Германика просить суда в сенате?»

«Их всех казнили, – сказал мой брат самым торжественным тоном, явно не замечая, какое впечатление производят его слова, – всех до одного, потому что они составили заговор против Тиберия, а мне даровали указ о неприкосновенности и право выезда за то, что я, как велел мне долг, донес на них делаториям и Сеяну, с которым говорил лично!»

Легат постепенно осознавал вероятные последствия.

«Господин, – обратилась я к Люцию, – у вас есть при себе документ, удостоверяющий вашу личность?»

«Я в нем не нуждаюсь, – ответил Люций. – Тебя ждет смерть».

«Как и вашего отца? – спросил легат, – как вашу жену? У вас были дети?»

«Бросьте ее в тюрьму и напишите в Рим! – заявил Люций. – Вот увидите, я говорю правду!»

«А где будешь ты, кто бы ты ни был, пока я сижу в тюрьме? Разграбишь мой дом?»

«Стерва! – вскричал Люций. – Вы что, не видите, что это все женские пакости, она просто отвлекает ваше внимание!»

Солдаты были шокированы, лицо легата выражало отвращение. Флавий приблизился ко мне.

«Офицер, – спросил Флавий с непоколебимым достоинством, – что мне позволено сделать от имени моей госпожи против этого ненормального?»

«Опять выражаетесь, господин, – строго сказала я Люцию, – не испытывайте мое терпение».

Легат взял Люция за локоть. Правая рука Люция потянулась к кинжалу.

«Да кто вы такой? – спросил легат. – Один из делаториев? Вы говорите мне, что донесли на всю свою семью?»

«Трибун, – сказала я, самым нежным образом прикасаясь к его руке, – корни моего отца восходят к Ромулу и Рему. У нас чисто римское происхождение. Моя мать тоже была дочерью сенатора. Этот человек говорит прямо-таки… ужасные вещи».

«Похоже на то, – сказал легат, прищурившись, рассматривая Люция. – Где ваши друзья, ваши спутники? Где вы живете?»

«Не смейте ничего со мной делать!» – сказал Люций.

Легат взглянул на руку Люция, лежавшую на кинжале.

«Вы готовы обнажить против меня кинжал?» – спросил легат. Люций явно терял уверенность.

«Зачем вы приехали в Антиохию? – спросила я у Люция. – Привезли яд, убивший Германика?»

«Арестуйте ее!» – заорал Люций.

«Нет, я сама в свои обвинения не верю. Даже Сеян не вложил бы орудие предательства в руки такого мелкого негодяя, как вы! Ну же, что у вас имеется при себе, что связывало бы вас с этой семьей, с этим указом о неприкосновенности, вышедшим, по вашим словам, из-под пера Сеяна?»

Люций окончательно растерялся.

«У меня, безусловно, нет вещей, связывающих меня с вашими дикими, кровавыми сагами и легендами», – сказала я.

Легат перебил меня.

«Вас ничто не связывает с этим именем?»

Он взял у меня из рук указ о неприкосновенности.

«Абсолютно ничто, – сказала я, ничто, кроме этого безумца, разглагольствующего об ужасах и пытающегося заставить мир поверить, что наш император потерял рассудок. Он один связывает меня со своим кровавым заговором без свидетелей и улик и выкрикивает против меня оскорбления».

Легат свернул указ о неприкосновенности.

«А вы здесь с какой целью, госпожа?» – прошептал он.

«Жить в мире и спокойствии, – тихо ответила я. – Жить в безопасности под надежной охраной Рима».

Теперь я знала, что выиграла битву. Но этого мало, нужно закрепить победу. Я сделала новый ход.

Я медленно потянулась к кинжалу и медленно вытянула его из ножен.

Люций сразу отпрыгнул. Он обнажил кинжал и кинулся на меня. Его встретили удары легата и по меньшей мере двоих солдат.

Он повис на их клинках, истекая кровью, глаза его блуждали, он было заговорил, но рот заливала кровь. Он широко раскрыл глаза и опять попытался что-то сказать. Солдаты выдернули кинжалы, и его скрюченное тело упало на мощеную площадь у лестницы.

Моего брата Люция постигла милосердная смерть. Я взглянула на него и покачала головой. Легат посмотрел на меня. Я поняла, что наступил важный момент.

«Скажите, трибун, – спросила я, – что отделяет нас от длинноволосых варваров-северян? Разве не закон? Письменный закон? Закон традиций? Не правосудие? Не ответственность мужчин и женщин за свои поступки?»

«Да, госпожа», – ответил он.

«Знаете, – перешла я на почтительный тон, воззрившись на кипу крови, одежды и плоти, лежавшую на камнях, – я видела нашего великого императора Цезаря Августа в день его кончины».

«Видели? Правда?»

Я кивнула.

«Когда не осталось сомнений в том, что ему суждено умереть, мы поспешили к нему с несколькими близкими друзьями. Он надеялся положить конец слухам, способным вызвать беспорядки в столице. Он послал за зеркалом и расчесал волосы. Его посадили в постели. А когда мы вошли в его покои, спросил, разве плохо, по нашему мнению, сыграл он свою роль в комедии жизни.