Пандора

Он покачал головой, попытался что-то сказать, но не смог. Он попытался сделать какой-то жест, но тоже не смог. Сердце в его груди грохотало как гром. Он бросил взгляд вдоль дороги – на раскинувшуюся вдали, освещенную огнями Антиохию. Он посмотрел на меня. Я услышала, как быстро колотится его сердце. Я чувствовала, что он находится в состоянии шока, что он боится, но боится за меня, не за себя. Боится, что со мной стряслось нечто ужасное. Он потянулся к воротам и прижался к решетке, зацепившись за нее правой рукой и сжав прутья левой, словно ничто не могло сдвинуть его с места. Я мысленно увидела себя его глазами – в мальчишеской тунике, с распущенными, растрепавшимися волосами, я сижу на стене, и мое гибкое тело выглядит как никогда молодо. Исчезли все отметины возраста. Он видел лицо, нарисовать которое невозможно.

Этот человек дошел до предела. Дальше идти было некуда. И я прекрасно понимала, как я его люблю.

«Хорошо, – сказала я. Я встала и нагнулась к нему, протягивая обе руки. – Давай! Я перенесу тебя через стену, если получится».

Флавий с сомнением поднял руки, по-прежнему внимательно изучая каждую деталь моего превращения.

Он показался мне невесомым. Я подняла его и поставила на ноги уже за воротами, в саду. Потом спрыгнула на траву рядом и обвила его рукой. Какая жаркая тревога! Какое беспредельное мужество!

«Успокойся, я о тебе позабочусь», – сказала я и повела его к дому.

Флавий смотрел на меня с высоты своего роста, его грудь вздымалась, словно ему не хватало воздуха, но причиной всему было крайнее потрясение.

«Я поймал эту тварь, – сказал он. – Я схватил его за руку! – Какой глубокий у него голос, по-живому подвижный и напряженный. – Я снова и снова втыкал в него кинжал, но он просто хлестнул меня по лицу и перебрался через стену, как рой мошек перелетел, – сплошная тьма, нематериальная тьма!»

«Флавий, он мертв, сгорел дотла!»

«Не услышь я ваш голос, о, я бы непременно сошел с ума! Я слышал, как плачут мальчики. Проклятая нога не дала мне перелезть через стену. Потом до меня донесся ваш голос, и я понял, что вы живы! Живы! – Его переполняло счастье. – Вы были со своим Мариусом?!»

Та легкость, с какой я ощущала его любовь, доставляла мне истинное наслаждение и вызывала чувство благоговения.

Вдруг меня охватило ощущение, что я снова оказалась в святилище и пью дарованный царицей нектар, осыпаемая дождем цветочных лепестков. Однако и в новом состоянии следует держать себя в руках.

Флавий окончательно растерялся.

Я поцеловала его в губы, в теплые, смертные губы, а потом быстро, как хитрая кошка, слизнула всю кровь с порезов на его щеках и почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

Я провела его в библиотеку – главную комнату этого дома. Мальчики зажгли повсюду лампы и теперь спрятались неподалеку, дрожа от страха. Я чувствовала запах их крови и юной человеческой плоти.

«Ты останешься со мной, Флавий. Мальчики, вы можете устроить для моего управляющего спальню на этом этаже? Ведь у вас есть фрукты и хлеб, да? Я чувствую запах. У вас ведь достаточно мебели, чтобы обставить ему уютную комнату там, в правом крыле?»

Они выбежали из своего укрытия, и меня поразила их восхитительная человечность. Я была потрясена. Каждая естественная мелочь казалась мне драгоценной – густые черные брови, круглые ротики, гладкие щеки.

«Да, госпожа, конечно!» – в один голос воскликнули они, поспешно приближаясь к нам.

«Это Флавий, мой управляющий. Он поживет с нами. Для начала отведите его в баню, нагрейте воду и поухаживайте за ним. Принесите ему вина».

Они моментально взялись за Флавия. Но он медлил.

«Не бросайте меня, госпожа, – неожиданно сказал он с самым серьезным и задумчивым выражением лица. – Я верен вам во всех отношениях».

«Знаю, – ответила я. – Ты даже не представляешь, насколько ясно я это понимаю».

И мальчики из Вавилона увели его в бани, искренне радуясь, что у них появились дела.

Я открыла огромные шкафы с одеждой Мариуса. Ее хватило бы для правителей Парфянского царства, Армении, матери императора Ливии, покойной Клеопатры и пышного патриция, не признающего дурацкие законы Тиберия, регулирующие расходы.

Надев изящную длинную тунику из шелка и льна, я выбрала к ней золотой кушак. При помощи щеток и расчесок Мариуса я превратила свою растрепанную гриву в мантию из сверкающих чистотой распущенных волос, и они мягко заструились по спине, совсем как в детстве.

В доме Мариуса было много зеркал – ты знаешь, что в те дни зеркала делали только из отполированного металла. Сам факт возвращения молодости несколько озадачил меня и даже расстроил: соски вновь приобрели розовый оттенок, с лица и рук исчезли возрастные морщины. Наверное, правильнее всего было бы сказать, что я оказалась вне времени, вне возраста и тем не менее была вполне взрослой женщиной. Каждый твердый предмет благоприятствовал росту моей новой силы.

Я опустила взгляд на блоки мраморных плит на полу и увидела в них некую глубину – доказательство чудесного, практически непознанного процесса.