Пандора в Конго

– Вы что, и правда не знаете? – Нас разделяло совсем небольшое расстояние, но ему приходилось кричать, чтобы мы его услышали. – Началась война!

– Какая война? – спросил я.

Тысячи глоток выводили патриотические гимны. Сосед Нортона приложил руку к уху:

– Что вы сказали?

– Я спрашиваю, – прокричал я, сложив руки рупором, – против кого мы воюем?!

Клерк развел руками:

– Все воюют со всеми! В войну включилась вся Европа!

Нортон отошел от окна и пустился в пляс. Он был крайне возбужден. Я прикрыл окно, чтобы мы могли слышать друг друга, и сказал:

– Я и не знал, что вы такой патриот.

– Вам тоже следовало бы радоваться, – произнес он.

Я был с ним в корне не согласен:

– Я придерживаюсь мнения, что войны ведутся отнюдь не из патриотических соображений, а из жажды обогащения и потворства самым жестоким инстинктам.

Он остановился:

– Вы всегда были и будете антисоциальным элементом. – Нортон дружелюбно рассмеялся. – В данном случае я имел в виду не высокие сферы политики, а дело Гарвея.

– Вот теперь я вас решительно не понимаю, – сдался я.

– Разве не вы говорили пять минут назад, что нам не хватает времени, чтобы написать книгу? Теперь у вас его будет предостаточно. Эта война – та самая закавыка в процедуре, которая была нам так нужна.

Нортон был, как всегда, прав. Министерство обороны получило приоритет в финансировании; как следствие этого, бюджет остальных министерств был урезан, а их штаты сокращены. Больше всего пострадало Министерство юстиции, и этот факт мне кажется весьма символичным для понимания сути войн. Нортон, обладавший исключительными способностями осложнять проведение дел, написал десятки, сотни ходатайств по делу Маркуса. Думаю, что за первый год войны в суд, где должно было рассматриваться дело Гарвея, попало больше его жалоб, чем бомб на бельгийскую территорию. Основная их масса касалась процессуальных неточностей. Нортон не питал ни малейшей надежды на то, что хотя бы одна из них будет удовлетворена, но знал, что из-за нехватки служащих в судебных инстанциях дело затянется и слушание в суде будет откладываться месяц за месяцем. Я уже говорил: Нортон был гением. Большинство гениев являются таковыми потому, что умеют использовать тот дар, которым наградила их природа. А он гениально использовал несовершенство нашего мира.

От изумления Маркус отпрянул назад и упал навзничь. Голос теперь не был слышен, раздавался только тихий шорох, словно кто-то полз по земле. На минуту и этот звук исчез. Потом они услышали дыхание, смешанное со стонами. Уильям и Ричард направили дула своих ружей в сторону отверствия. Маркус, страшно напуганный, поспешил спрятаться за спиной Ричарда.

Нечто белое появлялось из-под земли. Сначала они увидели вытянутый череп. Краверы прицелились, но не выстрелили, скорее всего, потому, что любопытство в них победило страх. Как могло тело пройти сквозь такое узкое отверстие? Казалось, это змея выползает из яйца. Сплющенные конечности расправлялись, как резиновые, и высовывались наружу. Наконец все тело шлепнулось на пол пещеры подобно тому, как картофельное пюре падает на тарелку.

Это была женщина. Ее одежда напоминала тунику господина Тектона, но лицо казалось моложе и нежнее. Она лежала на земле и взирала на трех мужчин с тем же изумлением, с которым они рассматривали ее. Пушистые волосы пришелицы были заплетены в тонкие косы, которые крысиными хвостами сбегали с ее затылка вниз. «Какие у нее большие и круглые глаза!», – подумал Маркус. Глаза незнакомки действительно казались словно прочерченными циркулем, и не были так глубоко посажены, как у господина Тектона. Ричард приблизил керосиновую лампу к ее лицу, и зрачки женщины сузились от яркого света. Глазное яблоко напоминало море медового цвета, оно отливало жидким янтарем. Однако мужчин поразила не форма этих кошачьих глаз, а то, что в них не было страха перед нацеленными ружьями.

Пришелица отвернулась и стала производить какие-то странные движения руками. Ричард с удивлением спросил:

– Что это она делает?

– Она вычленила свои плечевые кости из суставов, чтобы пролезть через дырку, – сказал Уильям. – А теперь вправляет их на место.

– Не понимаю.

– Какой же ты тогда военный? Еще когда мы были мальчишками и играли в войну, нам объясняли, что если голова может пройти в какое-то отверстие, то пролезет и все тело.

– Да помолчи ты! – проворчал Ричард. – Ты что, хочешь давать мне уроки анатомии человека?

– Человека? – засомневался Уильям и качнул легонько стволом ружья. – Раздень-ка ее, Маркус.

– Кто, я? – вскрикнул Гарвей.

– Конечно, ты. Старик пришел к нам безоружным, но проверить все же не мешает.

– Но у меня нет оружия! – попытался протестовать Маркус.

– Вот и действуй, раз руки свободны, – цинично распорядился Уильям. – А мы тебя прикроем.