Пангоды

...Брезентовая стена, переходящая в такой же скошенный невысокий потолок. Елка, украшенная блестящими этикетками, конфетами, вместо звездочки-макушки - пляжная женская панама. Стол на четверых, молодая женщина с серьезными внимательными глазами.

- Шампанское открывали по московскому времени? - спрашиваю, чтобы выйти из грустной паузы.

- Конечно, - она улыбается и откладывает фотографию в сторону, - но сначала по кабульскому!

Татьяна Викторовна Шибаева - старшая медсестра пангодинской больницы, москвичка. Однажды в жизни сложилась ситуация, когда нужно было уехать из дома, из родного города - подальше, хоть на край света. В 1981 году тридцатилетняя сотрудница Первого медицинского института имени Сеченова Татьяна Шибаева заключила договор на работу за границей.

В столице Узбекистана был сборный пункт для "афганцев", так называемая "пересылка", где формировались группы на авиарейсы "туда". Итак, Москва, Ташкент ("пересылка", военный аэродром, десантный самолет) - Кабул.

Солнце такое же, как в Ташкенте, обычная пассажирская суета, но мужчин в военной форме - каждый второй.

Когда входила в маленький пыльный, пропахший горячим бензином автобус, увидела автомат... Обычный "Калашников", сталь со стертой местами вороненостью, трещинки на желтом прикладе, перекрученный ремень. Просто лежал справа от водителя-солдатика на панели, закрывающей мотор, вместе с солнцезащитными очками, отверткой и сигаретами.

Впервые за все время, с момента принятого решения об отъезде в Афганистан, похолодело на сердце: ведь на войну приехала! Это было впечатление, а уж потом, гораздо позже, вывела формулу: когда оружие обычная вещь, значит война.

- Афганистан только начинался, - рассказывает Татьяна Викторовна. Инфекционное отделение советского военного госпиталя тогда располагалось под Кабулом, в горах, близ кишлака, который все называли Хай-Харана, и представляла из себя палаточный лагерь-больницу примерно на тысячу койко-мест. В палатке были настелены дощатые полы, установлены кровати в два яруса, над всем этим возвышалась сама стандартная брезентовая конструкция. Зимой в каждой палатке ставили одну-две железные печки-"буржуйки", топили углем.

Штат медиков, также живших в палатках, состоял из четверых врачей и двенадцати медсестер, в числе которых была и Татьяна Викторовна.

С началом жары - наплыв больных-инфекционников. Гепатит, брюшной тиф, дизентерия... Солдаты поступали изможденные, тоненькие, как спички, с выгоревшими волосами, кожа даже не просто черная, а какая-то жуткая, с пепельным налетом. Многие рассказывали, что часто подразделениям приходилось подолгу находиться в горах отрезанными от основных военных частей, когда еду и воду им сбрасывали с воздуха: бывает, попадут, бывает, нет... А водички попили сырой или съели чего-то несвежего, и все, приехали...

Собственно о повседневной работе Татьяна Викторовна рассказывает мало, как бы вскользь. Ловлю себя на мысли, что вряд ли может быть иначе: память, возвращая в яркий отрезок жизни, наводит, прежде всего, на дух времени, на конкретных людей, на сильные впечатления.

- Ну, хорошо, - соглашается моя собеседница, шутливо нахмурив брови, - давайте в цифрах.

- По нормам в рабочую смену под присмотром медсестры должно было быть не более двадцати четырех человек. Реально, летом, больных было несколько сотен. И всех нужно обойти, каждому дать лекарство, "подозрительным" измерить температуру, а градусников всего десять штук. В день ставили по сорок-пятьдесят капельниц. Разумеется, каждого необходимо выслушать, если нужно, что-то записать. Уже не говорю о поддержании порядка, гигиены. Спасибо, помогали солдаты из числа выздоравливающих.

Но, надо сказать, отношения между людьми, обитавшими в госпитале, были далеки от идиллии. Например, меня поражала жестокость наших больных военнослужащих по отношению друг к другу. "Старики" избивали "молодых" до полусмерти - и это в больничной-то палате, где, казалось бы, все равны! Парнишка запомнился один. Только с того света возвратился - дизентерия, а тут его так избили!... В Ташкент полумертвого отправили. Вроде жив остался, но комиссовали. Что бы матери сказали - погиб при исполнении?.. И не поверила бы? Поверила бы....

Зарплатой получали ежемесячно 200-250 чеков, часто меняли их на местные афгани, мы их называли "афони", покупали на базарчиках и в дуканах (магазинах) овощи, фрукты, молоко и, вообще, все то, чего не было в чековых магазинах.

Она призналась, что часто снится Кабул, что окажись сейчас там, найдет любое знакомое место. Тогда это был, несмотря ни на что, мирный город. Люди своеобразные, со своими понятиями и обычаями, но открытые и добрые.

- Дуканщики все хорошо говорили по-русски. Если пришел с намерением сделать покупку, перевернут все на прилавке и складе вверх дном, чтобы клиент выбрал то, что по душе. И обязательно нужно что-нибудь купить, хотя бы мелочь какую, безделушку. Во второй раз ты уже гость, постоянный клиент. Руку к сердцу: "Ханум, заходи!..", чаем угостят.