Панголин. Запретная книга

Скорее всего, это остатки ужина солдат. Возможно, сдобренная кусочками тушеной курочки или оленины и острой, ароматной подливой, горячая каша имела бы другой вкус.

Голод постепенно отступал, гонимый теплом, разгорающимся в животе.

Грэм, как всегда, первый просунул сквозь решетку миску с кружкой и отошел к дальней стене. Здесь были почти не слышны жадно чавкающие, вылизывающие металлические миски звуки.

Он перекрестился, сел на колени и коснулся лбом холодного пола:

- О, Господи, я благодарю Тебя за ниспосланные мне испытания. Я смиренно принимаю их и верю, что Ты любишь меня и никогда не оставишь.

Гнетущие мысли уходили в холодный камень. В голове становилось тихо и спокойно. Чувство блаженства и единения со всем миром охватили охотника. Исчезла боль, исчезла камера, исчезли напряженные тюремные шорохи, исчез он сам, растворившись в черном безмолвии. Время остановилось.

Перед глазами возник отец Иаков, склонившийся над листом пергамента: «Вот тут… Где-то в этом месте есть пещера, - он ткнул длинным пальцем, похожим на ветку, в край карты. - Святое писание говорит, что там покоится проклятая книга сатаны. Дьявол книг не пишет. Книги пишет человек!.. Отыщи ее и принеси мне. Я хочу знать, что в ней».

Седой старик поднял голову и глянул прямо в глаза, так глубоко, что схватил душу, но не болезненно, а сильно, по-мужски, как воин. Да, сейчас он походил больше на воина, чем на священника: «Грэм, я знаю, что ты достоин этой святой миссии… Ты уже готов!.. Я вижу тебя – вершителя наказа великого Мироноса!.. Мой мальчик…»

Губы старика расплылись в умиленной улыбке, и он вновь стал самим собой: длинные волосы аккуратно собраны в тонкий хвост, белая борода, свисающая неровными лохмотьями, смеющиеся голубые глаза под густыми бровями и крючковатый птичий нос. Таким его видел Грэм всегда, и в тот день, когда старик нашел его на улице, и сейчас отец Иаков смотрел прямо в глаза. От него исходило тепло и счастье, которым он с удовольствием делился с каждым.

«Ступай, сын мой, в Мироград и проси благословения Мироноса. Я буду молиться за тебя. Будь верен богу и поступай так, как велит сердце, ибо через него говорит с тобой создатель. Благословляю тебя в нелегкий путь. Да пребудет с тобой бог!»

Сейчас эта карта, нарисованная отцом Иаковом по памяти, ясно проявилась в голове – во всех подробностях и цвете, будто лежала перед глазами. Неистовое стремление двинуться к цели овладело панголином…

«Нет!.. Отец Иаков ошибся! - Грэм встрепенулся. - Я не достоин!»

«Сатана! Еретик!» - грозно прозвучал голос Мироноса.

«Это приговор! Отец!.. Это я сделал что-то не так и теперь Спаситель разгневался на тебя. Моя судьба меня не волнует, но что будет с тобой?..»

«Сатана! Еретик!»

«Они убьют его!» - охотник поднял голову. Перекрестился:

- Господи Миронос всемогущий, помилуй его и дай мне силы впредь не ошибаться и следовать только путями Твоими.

Несколько камешков прилипли к покрасневшему лбу, но он не чувствовал этого. Зачем бог показал мне образ карты?.. Что будет со мной… с отцом Иаковом?

Грэм встал – внутри все кипело – обхватил холодные прутья решетки и рванул изо всех сил – тело дернулось, как от удара молнии. Руки беспомощно повисли.

«Это неправильно! Так не должно быть!..»

Он отошел вглубь и зашептал:

- Господи Боже, прости меня грешного, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить одно от другого.

За толстыми каменными стенами заиграли переливами колокола, созывая людей на дневную молитву. Грэм сложил ладони вместе и рухнул на колени. Брякнули доспехами стражники, становясь на специально приготовленные коврики для молитв. Заерзали соломой соседи по камерам, зашуршали по норам и углам невидимые обитатели подземелья.

Утренние, дневные и вечерние обязательные молитвы ставили людей на колени, а всевозможным городским гадам давали несколько минут свободы. Никто не мог в это время помешать набегу мелких разбойников. Тяжкий грех падал на того, кто смел нарушать молитву. Городские крысы, тараканы и вороны давно привыкли к таким порядкам и активно пользовались этим. В несколько богом отведенных минут они просто нагло грабили и тянули в свои норы все, что могли найти.

В городах и деревнях люди буквально кидали все из рук и падали на колени, порой не в самых подходящих местах, славя бога. Церковный колокол, бросая зов к молитве, одновременно оповещал обитателей канализаций, мусорных куч, крыш, щелей и темных углов о начале завтрака, обеда и ужина. Как говорили в народе: верхним – молитва, низшим – еда.

С колокольни храма запел священник – громкий певучий голос восхвалял господа Мироноса. Ему ответил невнятный шум человеческих голосов.

Грэм стал беззвучно повторять заученные наизусть слова дневной молитвы. Каждую строку он произносил на одном дыхании, а на последнем слоге поднимал руки к небу, набирал воздуха, и вновь опускался в смиренном поклоне.