Панголин

– Тобой владеет дьявол! – резко сказал Миронос. – Этот Иаков – сатана, мерзкий еретик! Я слышал, что он призывает божьих людей отречься от власти Мироноса во славу бога! Но скажи мне, как простые люди смогут общаться с богом, если они не умеют разговаривать между собой? Библия Мироноса скрепляет всех в единую божью силу, способную противостоять напору сатанинского мира. Великий Миронос был послан к людям богом. Как можно противиться ему? – он поднял руки, вопрошая у высших сил.

– Нет! Все не так! Я…

Глухой удар в солнечное сплетение остановил слова в горле пленника. Монах, потирая руку, отступил назад. Первосвященник прорычал:

– Кто еще в Подгорской церкви отрекся от Мироноса и стал на службу сатаны?.. Говори!

Панголин сглотнул кровавый комок.

– Святейший Миронос, в Подгоре только верные служители Церкви.

– Ты не искренен в святой исповеди! Дьявол в тебе говорит со мной…

– Но, великий…

Его опять грубо прервал удар в живот. Грэм скорчился от боли, из глаз потекли слезы.

«Это какая-то ошибка, – думал он. – Почему Миронос не верит? Почему называет отца Иакова сатаной? Ведь это не так!..»

– Закончим, – вставая, сказал Миронос. – Молись сын мой.

Он перекрестил пленника и развернулся к выходу. Монахи мгновенно прижались к стенкам давая пройти массивному телу в узкий коридор. Стул исчез, так же как и появился.

Круглое лицо Мироноса не выдавало никаких признаков раздумья или обеспокоенности. Маленькие глазки светились радостью и спокойствием, присущим людям, уверенным в неизбежности грядущих событий. И как бы самому себе, не поворачивая головы в сторону идущего чуть позади монаха в черной рясе с красной каймой, он проговорил нараспев:

– Панголина пока придержим, он может понадобиться. Побеседуй с ним еще, брат Филипп. После заберешь к себе в башню: если дьявол нашел дорогу к сердцу один раз, то найдет и еще раз. Его нельзя выпускать. Он слишком верен этому отступнику… Да, Иаков становится опасен. Дернул его нечистый вспомнить о книге… Подготовь записи к его отлучению. Казнишь публично. Надо показать, что сатана может похитить душу любого, даже священника.

– Святейший, – кланяясь, сказал монах и еле заметно улыбнулся.

– Как дела в твоей лаборатории? – спросил Миронос, слегка заинтересованным тоном, выделив слово «твоей». – Мы не молодеем. Скорее, брат Филипп. Люди платят не за то, чтобы их превращали в мутантов. Прости Господи грехи наши, – он бросил быстрый взгляд в потолок и перекрестился.

– Делаю что могу. – Монах тоже перекрестился и поклонился. – Видны явные улучшения качеств испытуемых, но пока нестабильны и не точны. Не хватает слезы для опытов.

– Да-да-да. Одна и та же песня.

– Но святейший…

– А что если начать использовать сбереженный мут святых мужей? – спросил Миронос.

– Но они заплатили за сохранность. И это супротивится закону божьему…

– Ну-ну, Филипп. Я – закон божий. Через меня говорит сам бог! И ведь никто не узнает. Вот скажи, зачем нам новый Миронос Шамгун? Разве мало он натворил в свое время?.. Занимайся. Да хранит тебя Господь.

Монах поклонился.

– Ваша воля свята.

Они подошли к выходу. Филипп, наклонив голову, открыл дверь и замер в ожидании. Миронос развернулся к нему, быстро перекрестил и вышел, не сказав больше ни слова.

– Лицом к стене! – скомандовал солдат.

Грэм уперся лбом в холодный камень и замер в ожидании, втянув носом запах плесени, обильно покрывающей скользкие стены.

Наступило время завтрака. Обеда тут не было вовсе, а ужин ничем не отличался от утреннего рациона: в меню была только каша и затхлая вода с болотным привкусом. Кормили так, чтобы пленник не умер с голоду, потому что дальнейшая судьба была туманна, и переводить продукты на будущего мертвеца бессмысленно. Грэму вообще давали половину нормы. Голод и жажда преследовали круглые сутки, хоть жуй мох и облизывай камни.

– Спасибо, Господи, за хлеб насущный, – прошептал охотник и перекрестился, услышав, как сквозь решетку просунули миску с прилипшим ко дну желтым комком.

– Ешь, панголин, – сказал надзиратель, ставя рядом кружку с водой. – Я чуть не забыл. Гляди не обоссысь, – рассмеялся он и вылил половину кружки на пол.

– Спасибо, Господи, за воду живительную.

Широкоплечий солдат шмыгнул кривым распухшим носом и пошел к следующей камере. Только тогда Грэм приблизился к еде, на которую уже нацелились два больших таракана. Они с досадой отскочили в сторону и скрылись в тени. Панголин сделал несколько жадных глотков воды и принялся руками запихивать в рот гороховую кашу – холодная, пресная, хрустящая на зубах мелкими камешками и недоваренными зернами, она безжизненно падала в желудок, принося холод и неудобство. Грэм проглотил несколько больших кусков серо-зеленой массы и запил мутной водой. После тщательно вычистил блестящую миску пальцем и облизал.

Скорее всего, это остатки ужина солдат. Возможно, сдобренная кусочками тушеной курочки или оленины и острой, ароматной подливой, горячая каша имела бы другой вкус… Но выбирать не приходилось.