Пани колдунья

— Согласитесь, странно — проснуться в собственной постели, чувствуя себя прекрасно, как хорошо отдохнувший человек, открыть глаза и увидеть возле себя непонятную суматоху…

— Чего греха таить, мы все испугались. Особенно князь. Кажется, он даже в краковский главный костел ездил, молил господа о прощении. За то, что жену свою уморил. Просил даровать вам жизнь…

— Чем же это он меня уморил?

Лиза и самой себе не могла объяснить причины столь внезапного недомогания. В последнее время Станислав своими выходками держал ее в постоянном напряжении, но она никогда не была настолько слабой, чтобы падать в обморок или страдать какой-то там нервной горячкой.

— Ему виднее! — хмыкнула Василиса.

— Я думала, Станислав радоваться будет, если со мной что плохое случится. Разом все в его жизни станет на свои места. Смахнет с плеч такую обузу, как нелюбимая жена, и сможет наконец жениться на Еве Шиманской.

— На Еве? — удивленно переспросила Василиса. — Уж если он на ней прежде не женился, когда еще вас не любил — это я по поводу «нелюбимой жены», — то теперь, думаю, у Евы нет никакой надежды на это.

— Вы считаете, он меня любит? Или я ничего в этом не понимаю, или его любовь — самая странная на свете… А почему вы подали мне вечернее платье?

Разве сейчас не ясный день, будни? А если я захочу пройтись, посмотреть, как вы тут без меня вели хозяйство?

— Ах, ваше сиятельство, вы еще не знаете? На кухне готовят праздничный обед. Князь приказал достать из подвала самое старое вино — из коллекции дедушки Станислава…

— Мы ждем гостей?

— Мы будем праздновать ваше выздоровление, пани княгиня, — улыбнулась Василиса. — Приглашена за стол даже я. Вот сейчас причешу вас — и бегом к себе, переодеваться!

— Надеюсь, палить из пушек никто не станет…

Кстати, Василиса Матвеевна, вы были в нашем с вами доме?

Экономка отчего-то замялась, но ответила:

— Была. Казик меня возил с разрешения его сиятельства.

— Там что-нибудь не так? Что вы от меня скрываете?

— От вас у меня секретов нет, Елизавета Николаевна, но князь хочет сделать вам сюрприз, потому запретил мне говорить о том, что я видела. Сделайте милость, освободите от расспросов!

— Остается надеяться, что сюрпризы бывают и приятные, — пробурчала Лиза и сказала уже в спину уходящей женщине:

— Вас стала беспокоить печень, Василиса Матвеевна? Вы бы травки попили…

— Как вы это узнали? — Василиса стремительно обернулась.

— Выходит, и у меня может быть своя тайна, — слегка поддразнила ее Лиза.

Экономка помедлила, а потом сказала:

— По сравнению со мной, Елизавета Николаевна, вы совсем девочка. Конечно, вы умнее и умеете такое, о чем я прежде и не слыхала, но вам не хватает моего печального жизненного опыта. Как это ни странно, большинство людей не любит своих благодетелей. А если природу благодеяния не могут объяснить, то непременно заподозрят своего спасителя в связи с нечистой силой. Так легче. Так можно не только все объяснить, но и избавить себя от угрызений совести. А также изъявлений благодарности.

Ведь тогда становится ясным, что благодеяние совершившему его ничего не стоило. А значит, чувствовать благодарность ему вовсе не обязательно.

— Вы говорите страшные вещи, только я не понимаю, зачем?

— Простите, ваше сиятельство, я не хотела вас пугать. Я просто хочу, чтобы вы были впредь осторожнее… Например, с пророчествами, с ясновидением…

Она вышла, оставив Лизу в смущении. Права ее старшая подруга: вот так по-девчоночьи хвалиться своими способностями не очень умно. Она теперь понимала своего отца, который так много знал и умел, а знанию своему не находил применения. Оно просилось наружу, требовало выхода, и бедный папа не придумал ничего лучше, как делать своеобразное кровопускание, — устраивать спектакли перед невежественными зрителями. Если и Лиза не займется чем-нибудь нужным, она тоже будет устраивать фокусы и еще больше укреплять людей во мнении, что она попросту ведьма…

Ребенок толкнулся у нее в животе, как бы напоминая о себе. «Прости, маленький, я совсем о тебе забыла. Ты прав, что может быть важнее, чем родить и воспитывать здорового малыша? Разве это так уж просто?»

Она вышла из спальни и стала спускаться по лестнице. Станислав при звуке ее шагов поднялся с кресла и следил, как она идет, отчего Лиза не выдержала и споткнулась.

— Ты действуешь на меня как удав на кролика, — нервно усмехнулась она.

— Прости, — он опустил взгляд, — но сегодня ты выглядишь как святая…

— С ребенком в животе.

— Это и прекрасно.

Она с удивлением взглянула на Станислава:

— Мне казалось, совсем недавно ты…

— Я был излишне самонадеян, — поспешно проговорил он, — как все самовлюбленные глупцы. Кто я такой, чтобы присваивать себе право казнить или миловать.

Он отодвинул стул, усаживая ее за стол, накрытый на три персоны.

— Я хочу спросить, — Лиза посмотрела в глаза мужу безо всяких чувств — так смотрят на какую-нибудь картинку в книге или просто на стену, на которую села муха, — когда мы поедем в тот, мой дом, надеюсь, я могу его так называть?

— Тебе не терпится от меня избавиться?