Пани царица

Но Стешка от забора не отходила. Агафья ждала, ждала и – вдруг ее словно кнутом хлестнули – догадалась: «А ведь небось стоптали молодку конями!»

Забыв накинуть хотя бы кожушок для тепла, понеслась вон из избы. Выскочила за калитку – нету стоптанной конями Стешки ни под забором, ни в стороне от него. Нигде девка не валяется. Снег до земли копытами выбит, это да, но следов крови на нем не видно.

«Что за притча?! – озадачилась Агафья, убежденная, что не могла проглядеть сноху. – Ничего не пойму! Неужто она уже у Анны?»

Перебежала дорогу, ворвалась на подворье соседей. Анна стояла на крылечке, держа на руках младенца, закутанного так, что он казался большим мохнатым шаром.

– Стешка наша где? – выдохнула Агафья, но у Анны сделались от удивления большие глаза:

– А пошто ты у меня ищешь, тетенька Агафья? Я ее и в глаза не видела ни нынче, ни вчера!

Агафья выметнулась вон с соседского двора, пробежалась по другим соседям, переполошила народ – и только тогда вспомнила, как осекся на мгновение один из скакунов, только тут поняла простую и пугающую истину: да ведь всадники утащили ее сноху с собой! Подхватили на коня на полном скаку – и были таковы!

Агафья едва не обмерла от ужаса: как расскажет такое Егору? Он должен был воротиться только завтра – подрядился с мужиками лес валить на новые хоромы для недавно заявившегося в Калугу государя Димитрия, которому, рассказывали, крепко прищемили хвост в Тушине, вот он и приполз зализывать раны в еще преданную ему Калугу. До государей Агафье дела никакого не было ни раньше, ни теперь, провались они хоть все вместе, хоть по отдельности в преисподнюю. Стешка пропала – вот это горе, вот это беда! Случалось, увозили к себе лиходеи красивых девушек, но ведь это всегда приключалось с кем-то незнакомым. А тут со сношенькой, пусть и не шибко радивой, не больно-то любимой, а все же…

Да ведь Егорка с ума от горя сойдет!

Он и вправду едва не рехнулся, услышав про исчезновение жены. Главное, совершенно непонятно, где искать пропавшую! Куда ее завезли? Кто те лиходеи, которые ее похитили? Господи, хоть бы уж поскорее натешились да выгнали, хоть бы живую оставили, а не то сунут под лед – и с концом!

Шли дни. Егорка и его матушка почти не спали, вскидывались на каждый шум и шорох, ожидая во всякую минуту Стешкиного возвращения, но постепенно поняли: ждут того, что никогда не сбудется. Никогда! И сбыться не может!

Пропала она. С концом.

Сначала Стефка думала о себе именно так: пропала-де, с концом-де! Она свету белого невзвидела, когда мимо пронеслась конная ватага, обдавая брызгами снега, грязи, запахом разгоряченных конских крупов, гиканьем и разбойничьем посвистом. Отвернулась было к забору, чтобы защитить лицо, но в тот же миг услышала над ухом дыханье запаленного коня, потом чей-то громкий смех, потом сильные руки схватили ее за бока, приподняли – и она не успела ахнуть, как оказалась перекинутой через седло. Лука больно уткнулась в живот да еще врезалась все сильнее и сильнее при стремительной скачке. Стефка почти лишилась сознания от боли и даже не сразу смогла понять, что конский скок закончился, что ее снимают с седла во дворе каких-то хоромин с высоким крыльцом, рядом хохочут мужики разбойничьего вида, чьи-то руки непрестанно тормошат ее, грубо лапают, а незнакомый голос участливо спрашивает: – Да ты жива ли? Сомлела, что ли? Эй, красавица!

Это слово вернуло ее к жизни. Ах, как давно Стефку не называли красавицей! Даже Егорка забыл о нежных словах – живет, что щи хлебает. И хотя первым движением Стефки было наградить своего похитителя и мучителя крепкой оплеухой, она повременила с этим и повнимательнее посмотрела на того, кто так дерзко тискал ее грудь и называл красавицей. Она и злилась – и в то же время забытое возбуждение просыпалось в теле…

Стефка чуть откинулась в его руках, отодвинула от лица растрепавшиеся волосы – и уставилась в насмешливые бледно-голубые глаза, отчего-то показавшиеся ей знакомыми.

Она озадачилась. Все в этом невысоком худощавом человеке, чье лицо поросло рыжеватой щетиной, странным образом было ей знакомо: рыжеватые пряди на лбу и щербатая ухмылка, и широко расставленные брови и глаза, и неожиданно крупный для его худощавых черт нос… Вдруг ни с того ни с сего вспомнила почти забытое: как собирается на встречу с тем смоленским незнакомцем, предвкушая удовольствие, которое испытает в его объятиях. Стефка не сомневалась, что он окажется ладным любовником, потому что и нос у него был велик, и пальцы длинны, а это самые наивернейшие признаки того, что оснащен мужик естеством справным!

Она поглядела на пальцы незнакомца, бесцеремонно оглаживающие ее грудь, – пальцы были длинные…

– Что ж такое делается? – воскликнул в это время голубоглазый человек. – Мерещится мне, что ли?! Неужто это ты, моя ясная паненка?! Да нет, бичь того не може!..

Он говорил по-польски, и в этот миг Стефка окончательно уверилась, что видит перед собой того самого человека из Смоленска, встреча с которым чуть не закончилась для свиты Мнишков очень плохо. Пожар, гибель пана Тадека Желякачского…