Пани Зофья. У вас колесо отвалилось

Я почувствовала себя так, как будто ко мне прикоснулось что-то мерзкое. Такая грязь, которую я никогда не смогу смыть. Я начала тереть руки, шею и лицо.

– Никогда больше не прикасайся ко мне. Я не хочу тебя знать. Я не знаю, кто ты.

– Успокойся.

– Я не узнаю тебя.

– Мам, это я.

– Нет, это не ты.

Вдруг я услышала протяжный звук. До этого я слышала его только по телевизору. Постоянный писк. На экране появилась горизонтальная линия. Так вот как это работает? Всплеск энергии и хорошего самочувствия прямо перед смертью. Я могла бы об этом догадаться.

– Кажется, я умираю, – заявила я, глядя в глаза сына.

Он посмотрел на меня в ужасе.

– Врача! Кто-нибудь, идите сюда! – закричал он на весь коридор, затем вернулся и схватил меня за руки. – Мама, я не хотел… – Его голос сломался. – Я пожертвовал всем ради этих инвестиций, даже своим браком. Я продал все и сделал ставку на эту недвижимость. Я должен был.

Слезы текли по моим щекам.

– Прощай, – прошептала я, не зная, что еще ему сказать.

Так мало времени.

– Не умирай! Мама! – жалобно причитал он.

Как подвести итог заканчивающейся жизни? Что оставить после себя? Что сказать сыну, который останется один в этом мире?

– Не ешь слишком много, – сказала я. – Растол- стеешь.

– Не буду, – ответил он. – Обещаю.

Он разрыдался и начал целовать мои руки.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась. Вошли трое качков в белых халатах.

– Реанимационный набор! – крикнул самый худой.

Второй в мгновение ока протянул ему два стальных утюга, которые я тоже видела в кино. Он посмотрел на экран.

– Отойдите! – гаркнул он на моего сына.

Он даже не дернулся. Глупыш. Им двоим пришлось оттащить его. Рыдал так же громко, как когда я впервые отвела его в детский сад. Унизительная сцена. Испортил мне весь опыт умирания! К счастью, моя смерть оказалась безболезненной. Люди зря так боятся. Совершенно нечего.

Я не так представляла себе свой конец. Никто в клубе для пенсионеров не позавидовал бы такой смерти. Было бы хорошо умереть в объятиях прекрасного любовника, чтобы люди вокруг меня плакали и говорили, какая это невосполнимая потеря, что я ухожу так рано.

Тем временем со мной был воющий сын, а вместо прекрасного любовника какой-то толстый медбрат схватил меня за рубашку и начала расстегивать пуговицы.

– Минуточку, что вы себе позволяете? – запротестовала я. – Я еще жива!

Он удивленно посмотрел на меня.

– Ребят, разве не странно, что она в сознании? – спросил он у своих коллег.

Они посмотрели друг на друга. Тот, что расстегивал рубашку, на того, что был с утюгами.

– Стоп! – приказал тот другой. – Прекратить реанимацию. – Он посмотрел на меня с упреком.

Польская служба здравоохранения. Им даже электричества жаль для спасения пожилого человека.

– С вами одни проблемы, – наконец произнес реаниматолог.

Он подошел к аппаратуре. Вынул мое зарядное устройство и вновь подключил оборудование.

Через некоторое время монотонный звук сменился ровными гудками, а на экране опять появилась синусоида.

– Спасибо, – сказала я. – Очень эффективная и результативная спасательная операция.

Иногда я подключаю телефон вместо ночника. Любой на моем месте мог ошибиться.

Я повернулась на бок, потому что внезапно почувствовала себя очень уставшей. Мне не хотелось никого видеть.

Но долго отдыхать мне не пришлось. Через минуту дверь снова с грохотом открылась. На этот раз появился Боревич.

– Что происходит? – спросил он с тревогой. – Вы в порядке?

– Ой… о чем вы, – равнодушно вздохнула я.

Он удивил меня своим приходом. Наконец-то он кого-то разыскал. Это, вероятно, его самое большое профессиональное достижение. Найти пожилую женщину в больнице. Может быть, ему дадут медаль или повысят.

В руке он держал цветы. Об этом подумал и мой сын. Наверное, он надеялся, что я уже больше не проснусь.

Об апельсинах-то никто не подумал. Что за поколение!

– Я рад вас видеть, – сказал Боревич, вручая мне не очень впечатляющий букет.

– Вы рады, что я попала в больницу? – спросила я.

– Я вижу, что вы в хорошей форме. – Он улыбнулся и сел на край кровати.

– Я чувствую себя прескверно, – сказала я, глядя на сына, который, стыдясь, судорожно удалял с лица следы недавнего отчаяния. – Я не могу даже умереть спокойно. Мне не дано покинуть этот мир. Возможно, это наказание за то, что я была плохой матерью.

Боревич повернулся к окну, где сейчас стоял мой сын. Они посмотрели друг на друга.

– Познакомьтесь, – начала я. – Это мой сын, а это полицейский.

Они посмотрели друг на друга. Они пожали друг другу руки. Боревич бросил на моего сына мимолетный взгляд. А тот уставился на полицейского, не зная, чего от него ожидать.

– Этот полицейский очень опытный, – продолжала я. – Гордость полицейского участка. Он чует преступников на расстоянии.

– Правда? – спросил сын, несколько развеселившись.

– Ваша мать немного преувеличивает, – прервал Боревич.

– Чувствует, чувствует, еще как! – продолжала я. – Просто дает мошенникам шанс. Немного времени. Чтобы они погрязли еще глубже. А эти идиоты, толстые и неряшливо одетые, думают, что они такие умные. Что они могут безнаказанно причинять боль людям, причем самым близким.