Мы все проходим через кризисы. Если задуматься, наша жизнь только из них и состоит! Кризис рождения, кризис взросления, кризис сепарации от семьи, кризис среднего возраста. Как преодолеть переломные моменты, а самое главное – начать просто жить и наслаждаться?Автор этой книги пытается честно и с иронией ответить на вопросы, за которыми неизменно следует точка невозврата. Кто она – хорошая подруга и почему надо оставлять двери открытыми? Когда мы по-настоящему стареем и что делать, если твой главный хейтер – это ты сам? Как пережить отъезд близких и сепарироваться от семьи? Как сохранить психическое здоровье в эпоху новой этики?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Психология / Образование и наука18+Катя Майорова
Паническая атака на улице Гашека
Почему паническая атака на улице Гашека?
Я предложила подруге встретиться в «Старбаксе» на улице Гашека. Там – потому что это недалеко от кабинета психолога, к которому я планировала пойти после встречи.
«А ты не против встретиться в “Старбаксе” на Гашека? Там как-то поприкольнее», – отправила я сообщение в «Телеграм».
«Ок. Мне вообще-то без разницы», – ответила подруга.
«Давай в 13:30».
«Хорошо».
Я опоздала, хотя жила в двадцати минутах ходьбы, в отличие от подруги, которая приехала из Переделкино. Я начала опаздывать на регулярной основе после переезда в центр (парадокс!). До этого я одиннадцать лет ездила на электричках и за мою пунктуальность отвечало расписание пригородных поездов, а сейчас только я сама – поэтому система начала давать сбой.
Подруга не обиделась на опоздание, наоборот, сказала, что было время заняться своими делами (она репетитор по французскому языку – готовилась к уроку). Сначала говорили о чем-то отвлеченном, но темы, беспокоящие нас, то и дело просачивались. Близкий человек подруги попал в серьезную судебно-юридическую тяжбу, и никто не понимал, как ему выпутаться, даже адвокаты. Я же сходила с ума от чувства тревоги и страха, которые переполняли меня перед выходом книги «Раньше девочки носили платья в горошек». Со стороны может показаться, что перспектива того, что твой близкий сядет на несколько лет в тюрьму, намного хуже, чем переживания из-за книжки, но самое низкое, что мы можем сделать по отношению к себе и другим, – мериться страданиями, поэтому в моем повествовании такого не будет.
Б'oльшую часть времени мы обсуждали предстоящий суд, а еще – как он будет проходить, какой могут вынести приговор, что делать и кто на самом деле виноват. Ближе к концу нашей встречи подруга меня спросила: «Кать, ты как? На тебе лица нет». А я понимала, что мне очень плохо. До панической атаки оставалась пара минут, и мои попытки выразить всю мешанину чувств, мучающих меня, закончились чем-то похожим на: «Не знаю… Мне очень страшно. Я боюсь, что от меня все отвернутся». Мы говорили о чем-то еще, но о чем именно, я не помню, а потом началась она…
– Встретимся на улице, – сказала я, спешно накинула куртку и пошла к выходу.
Если верить чату в «Телеграме», мы встретились десятого марта, весной, но асфальт был безрадостного серо-белого цвета от реагентов, а я – в зимнем черном пуховике Nike. В этот же день, за несколько часов до встречи, я объявила в «Инстаграме»[1]
старт продаж билетов на закрытую презентацию книги, до которой оставалось чуть меньше двух недель. Впереди еще был день рождения. Приезд мамы. Позади – уже упомянутый переезд в центр, много работы, перенесенный ковид, отмененные из-за него путешествия и в целом мой тревожно-мнительный психотип, который сформировался в детстве и шел со мной рука об руку до сегодняшнего дня.Когда у тебя начинается паническая атака, первое желание – куда-то убежать. Если ты в помещении, то выбежать на улицу. Если на улице – где-то спрятаться. Я вышла и, глубоко дыша, ждала подругу. Поняла, что меня потихоньку отпускает, но не до конца. В груди что-то неприятно сжималось; страх, что сейчас подкосятся ноги и я упаду, не покидал. И тревога… Казалось, что тревога захватила все мое тело, стала им – и у меня нет шансов вернуть его обратно.
Подруга вышла ко мне. Мы медленно двинулись к Триумфальной площади. Сначала я попросила ее говорить со мной, чтобы мне не было так тревожно. Потом – помолчать, потому что от разговоров тревога только нарастала. Мне казалось, что я вот-вот умру: упаду, закачу глаза в припадке – и мелькали все остальные ужасные картины растревоженного сознания. На одном курсе спокойной жизни (кажется, так он и назывался) учили во время панических атак сосредотачиваться на ощущениях в теле. Если тебе плохо и кажется, что сейчас умрешь, вполне логично вызвать скорую. Но врачам надо что-то сказать: болит в груди, не могу дышать, отнимается нога – только так они смогут помочь. Я прислушалась к телу и поняла, что у меня ничего не болит, не колет, не тянет, не отнимается, а еще вспомнила слова своего предыдущего психолога о том, что в мире не было зафиксировано ни одного случая смерти от панической атаки. Эта мысль принесла мне облегчение, когда я стояла, облокотившись на гранитный фасад здания напротив памятника Маяковскому.
– Может, домой? – предложила подруга.
– Нет, к психологу, – ответила я, и она довела меня прямо до кабинета (спасибо, Лиля!).