Паническая атака

Войдя в квартиру, я не стал запирать дверь изнутри. С тоской «понял» смысл этого своего действия. Рядом с дергающимся сердцем завозилась тоска. Я набрал 03, перебарывая что-то похожее на стыд. Неловко отрывать занятых людей, занятых, может быть, вытаскиванием по-настоящему пострадавших граждан из лап смерти. В этой неловкости доживало свой век замордованное, многажды обманутое мое гражданское чувство. Мы можем потерпеть, пусть проходят те, кому срочнее надо. Я для чего-то вспомнил свою призывную военную комиссию и одного парня, которому должны были удалить четыре зуба и он потребовал, чтобы это было сделано без анестезии. Когда он вышел из кабинета с окровавленным ртом и подмигнул мне, стоявшему в очереди за маленькой пломбой, я понял, что жизнь сложная штука и мне ее, возможно, и вообще не изучить как следует — я ведь никогда не откажусь от анестезии.

Равнодушно-деловитый женский голос спросил, что со мной.

Сердце. Аритмия. Полных лет 46. Адрес такой-то.

Ждите.

Я осторожно перетащил стул из кухни к дивану. Тут сядет участливый, мудрый доктор. Пощупает пульс.

Убрал с дивана тренировочные штаны, а с журнального стола недопитую чашку кофе с молоком.

Сердце вело себя подло — полностью спряталось в обычный ритм работы, как будто и не кувыркалось пару минут назад. Оно словно подслушало мой разговор со «скорой». Я почувствовал себя обманщиком. Где-то в наших майских Сокольниках пропадает обездвиженный ветеран без своевременной медпомощи, а тут бородатый бугай расприслушивался к каким-то неопределенным шевелениям за грудиной.

Я замедленно лег на диван, выпустив полустон сквозь нос, мне хотелось хотя бы внешним видом походить на больного.

Раздался звонок в дверь.

Явились две медички. Молоденькая, маленькая, белокурая и длинная, черная, кудрявая. Первая — тихоня, вторая — бодро развязная. Я не сразу понял, что маленькая тихоня — главнее.

Пришлось с кухни притащить два стула, разложили они на нем свой прибор для кардиограммы. Кудрявая все пошучивала, цепляя мне на ноги и руки холодные зажимы, белокурая лепила на волосатую грудь присоски с проводами. Я в это время тоже трудился — описывал симптомы своей «аритмии». И испытывал некую раздвоенность: с одной стороны, мне нужно было достаточно впечатлить «скорую помощь», с другой — мне хотелось услышать от них успокаивающий все же диагноз.

— Так, тише, — сказала старшая.

Машинка на стуле заработала, выпуская широкую, мелко исчерченную ленту. Врач перехватывала ее правой рукой, левую держа на моем запястье.

Я молчал, стараясь дышать ровнее. Машинка перестала работать. Мне страшно хотелось спросить: «Что там? Инфаркт? Или что-нибудь похуже?»

— Вы знаете, мы две минуты выводили, ни одной экстрасистолы, — подытожила врач.

Я шевельнулся, как обвиненный в маленьком обмане. Но медичка меня успокоила:

— Но пальцами я одну поймала.

Я не знал — радоваться мне или впадать в панику.

— Но это, но…

— Что я вам могу сказать… Единичные экстрасистолы… для вашего возраста… сорок пять?

— Сорок шесть.

— Тем более, это почти норма.

Кудрявая влезла в разговор, взмахнув обеими руками:

— Да с этим живут, и не просто живут, а еще и злоупотребляют. Сегодня духота, солнце вообще провоцирует перебои. Если прихватило на улице, это вам на будущее, валидол под язык и присядьте в теньке.

Врач измерила мне давление:

— Почти норма. При таких цифрах редкие экстрасистолы — это неопасно.

— Ну, извините за побеспокоил что. Перепугался. Сердце.

— Вы все сделали правильно. Никогда не стесняйтесь в таких случаях.

Я полез в карман и достал заранее приготовленные двести рублей, чем, кажется, еще улучшил мнение медичек обо мне. Они пожалуй что готовы были признать, что у меня вообще железное здоровье.

Были еще разговоры, даже до анекдотов дошло, они не спешили уезжать, я понял почему — все же сердечник, вдруг, несмотря на легкий диагноз, начнет все же внезапно давать дуба.

Когда они уехали, на прощание наулыбавшись мне, — может, и искренне, — я остался в каком-то не очень приятном раздумье. Такое чувство у меня бывает, когда я покупаю, да еще и задорого, какую-нибудь не слишком нужную мне книгу. Что же произошло сейчас? Я тоже купил нечто. Слово «экстрасистола» за двести рублей.